Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева Страница 26

В продолжение двух месяцев сидел я в лагере, вдруг совершенно неожиданно узнал, что в Варшаве находятся две мои сестры, которые, оказывается, уехали из Бобруйска несколькими часами позже. С большими трудами мне, главным образом при помощи сестер, удалось достать освобожденье от интернирования и уехать в Варшаву. Там я поступил в Русскую трудовую колонию, в которой были открыты разные мастерские и все русские, как бывшие добровольцы, так и штатские, нашли работу. Лично я познакомился с совершенно новым видом не то ремесла, не то отрасли художества, а именно с мозаикой из цветного дерева. И так в продолжение 2 1/2 лет пришлось вместо того, чтобы заканчивать свое образование, работать и тем зарабатывать себе кусок хлеба. Но вращаясь все время среди нашей молодежи, главным образом среди студентов, я услыхал, что в Чехии многие русские учащиеся нашли себе как приют, так и полную возможность продолжать свое образование. И вот уже с осени <19>22 года я начал хлопотать о приеме меня в одно из таких учебных заведений, но это было страшно трудно устроить, потому что не знал, к кому нужно обращаться. Всю зиму 1922 года я провел за тем же занятием, что и раньше. Начав работать совместно еще с одним молодым человеком, мы добились того, что наши работы получили известность, и американцы, англичане и вообще иностранцы, которые главным образом покупали изделия наших мастерских, заинтересовались и начали наши мозаики покупать нарасхват. И после многие, уехав к себе на родину, продолжали еще оттуда выписывать наши изделия. И вообще, только благодаря иностранцам, собственно говоря, благодаря американцам, мы еще могли в Польше зарабатывать себе кусок хлеба, потому что поляки всяческим образом старались нам не дать средств к жизни. В мае 1923 года в Варшаву приехал франц<узский> маршал Фох. Зная это еще за несколько дней до его приезда, мы решили сделать к приезду его портрет. Этот портрет был очень удачно сделан, и вот 2 экземпляра, которые мы сделали, у нас моментально были куплены, один белорусским комитетом, а другой польским Генеральным штабом, причем первый из них был поднесен самому Фоху, а второй отправлен в дар польского штаба парижскому, если не ошибаюсь, военному музею. В продолжение всего этого времени мне не давала покоя мысль: неужели же я так не закончу своего образования. И вот вместе с сестрами мы решили каким-нибудь образом устроить меня в гимназию в Чехию. Совершенно неожиданно одна из моих сестер, быв в гостях у знакомых, познакомилась с секретарем чешского посольства в Польше, и он обещал это устроить. Все лето опять я ожидал с нетерпением окончательного ответа и вот наконец в августе получил уведомление, что я уже принят в гимназию и могу отправляться. Теперь предстояло только получить польский заграничный паспорт и визу. Зная трудности всего этого, так как вообще поляки препятствовали малейшему улучшению положения нас, то есть всех русских, запасшись терпением, я принялся за хлопоты.

11 сентября, получив уже все необходимое, я мог уезжать и, конечно, не откладывая этой возможности, 12 сентября я уже оставил пределы Польши, о которой у меня осталось немного хороших воспоминаний, да и те принадлежат только к дружеским отношениям моих знакомых. 14 сентября я прибыл в Прагу, пробыв в ней несколько дней, я наконец приехал в Моравскую Тржебову, в нашу гимназию.

3 класс[122]

Авданович

Мои воспоминания до поступления в гимназию

Родился я в Сибири, в маленьком городке Красноярске. Красноярск стоит на берегу реки Енисея. Эта река считается судоходная. По реке Енисею я ездил до уездного городка Минусинска. В самом Красноярске я жил во многих частях его. Надо отметить читателю, что Красноярск, как и каждый город, разделяется на много частей, название которых я хорошо не помню, да и трудно запомнить, так как я был еще маленький. Из города Красноярска мы переезжали в другие города, зачем и почему я совершенно не помню. Немного помню город Томск. Описать его так же, как и город Красноярск, я не смогу. Знаю только одно, что город Томск считается университетский город.

За некоторый промежуток времени мы переехали в село Тулун, интересно заметить, что станция Тулун находится от села Тулун на расстоянии 4 верст. Дорога от станции до села вся тянется лесом. Я хотя был еще маленьким, но однако хорошо помню эту дорогу. Я очень часто ездил туда и обратно (конечно, не один). Село Тулун не очень большое, имеется там большой магазин фирмы «Шулкунов и Метелев». Этот магазин занимал целый квартал, здесь можно было встретить все, что нужно для домашнего обихода. Там же и того владельца была большая паровая мельница, электрическая станция, которая и освещала целое село, дальше там была пилокатная, бондарная, столярная, слесарная и много других мастерских, все это находилось в одном дворе.

Прожив там некоторое время, папа был переведен в город Нижнеудинск. Нижнеудинск с сравнением села Тулун был немного больше его, ну зато здесь находилась гимназия. Здесь-то и папа решил меня отдать в гимназию. Недолгое время готовился у одного из преподавателей гимназии.

Наконец наступил для меня тяжелый момент. Это день экзамена. Выдержав экзамен, я был принят в 1-й класс. Здесь я учился недолго, так как это уже было военное время, и наша гимназия была занята под госпиталь (то есть военная больница). Не окончив и всего 1-го класса, я должен был оставить на некоторое время ученье.

Через некоторое время в Нижнеудинск приехали чехи. А спустя еще маленький промежуток времени, числа 20 декабря, какого года, я точно не могу сказать и боюсь соврать, город был занят большевиками. Не буду описывать того всего впечатления, которое произвело на меня по приходу большевиков. Каким путем и через какой промежуток времени мы были взяты чехами, и каким путем мы выехали из города, вернее сказать, эвакуировались, точно не могу сказать. Впереди нам предстояла большая дорога, которую описывать подробно не хватит время, но хочу читателю обрисовать эту дорогу в кратких чертах: наша цель была добраться до Владивостока. Это расстояние от нижеуказанного города всего 6000 верст, хотя я говорю эту цифру несмело, ну около этого. Ехали мы в теплушках (в Сибири так называются товарные вагоны). Больно в сердце становится, когда видишь, что в середине пути – чехи, а по обеим сторонам идут или, вернее сказать, отступают русские войска, почти все помороженные, больные, даже не хочется все то вспоминать, что видел я. Наконец мы въезжаем на станцию Владивосток.

Владивосток, большой