«Жизнь – счастливая сорочка». Памяти Михаила Генделева - Елена Генделева-Курилова Страница 20

текстов, их оформления в циклы и выстраиванию общей композиции. Была сохранена та же семичастная структура, которая ранее послужила каркасом для книги «Танец». Так возникла книга – творческий багаж, приносимый автором в дар прекрасному новому миру, одновременно отчет о проделанной работе и «охранная грамота» объемом в 161 машинописную страницу, к ней прилагались пространные «Заметки о поэзии» (45 страниц), в печатное издание, насколько мне известно, не включенные. Говорю с неуверенностью, потому что «Въезд в Иерусалим» – единственная из преданных тиснению книг Генделева, которой у меня нет и которую я даже в руках никогда не держал. Зато вполне аутентичный машинописный экземпляр ее сейчас у меня перед глазами; возможно, ему можно доверять более, чем опубликованному сборнику из-за уродующего его, как сообщалось, «большого количества опечаток»[24]. На титульном листе машинописи – автограф, дарительная надпись:

Не право правым быть, когда ночует смерть

всю жизнь с тобою под одними простынями.

Стыд мудрым над могильными камнями

и горе нищим, коим нечего иметь.

Но право есть ушедшему свободным

от мертвой памяти в дымящемся дому

странноприимство губ ее холодных

оставить в поцелуй любимцу своему!

Генделев. 11 V 1977 г.

Дорогой мой, прощай.

«Великое русское путешествие», задняя сторона обложки. Библиографический перечень:

«Сочинения Михаила Генделева.

В ожидании лодки. Стихотворения и поэмы. 1972–1977. Ленинград.

Свидетель. Поэмы. 1974–1986. Ленинград.

Вид на крепость в ясную погоду. Стихотворения и поэмы. 1977–1981, Иерусалим» и т. д. (еще пять названий).

Не помню, делился ли я когда-либо с Мишей давней, но так и не реализованной идеей – составления псевдо-библиографического перечня книг, объявленных как готовящиеся к печати или даже печатающиеся (в списках, помещенных в авторских изданиях, – «книги того же автора», в альманахах, сборниках, журналах), но в свет не вышедших (или вышедших под другими названиями или в другом составе текстов). В русской литературе рубежа XIX–XX веков такая практика была широко распространенной: Юргис Балтрушайтис, например, в дореволюционную эпоху издал всего две авторских книги, а объявлял готовящимися гораздо больше. Аналогичным образом процитированный библиографический список Генделева – чистая мистификация. В его полном корпусе текстов имеются сочинения, поименованные выше, но печатные издания под указанными заглавиями отсутствуют. Насколько мне известно, «петербургский» период творчества Генделева в печатном изводе представлен только книгой «Въезд в Иерусалим».

Уезжая в эмиграцию, Миша оставил мне свой рукописный архив на сохранение до лучших времен. Громоздкая картонная коробка, доверху заполненная автографами и машинописными текстами (содержимое имело сугубо творческий характер, никаких писем или личных документов) на протяжении десятилетия претерпевала с нами все бытовые пертурбации – квартирный ремонт, переезд в новое жилище. В целости и сохранности я вернул Мише в 1987 году сбереженные плоды его деятельности – и сокрушаюсь, что поступил так легкомысленно. Оказалось, что Миша, получив на руки свою коробку (вместе с кем-то из спутников: одному без помощи коробку было трудно уволочь), вынес ее на ближайшую помойку, которая поглотила все juvenilia Генделева. У меня, однако, остались кое-какие его тексты, подаренные им ранее, в том числе сборник «Танец (Книга Треф)» (64 стр. машинописи), сформированный за два года до составления итоговой предотъездной книги и в значительной части в нее инкорпорированный. В нижеследующем приложении – краткое описание композиции и состава этого сборника в соотнесении со сборником «Въезд в Иерусалим» (далее – ВИ)[25] и несколько стихотворений, в ВИ не включенных.

Приложение

ТАНЕЦ

(Книга Треф)

1975

Тексты книги распределены по семи разделам, каждому предпослан эпиграф.

Вступительное стихотворение ко всей книге: «Дымок меж пальцами течет…» (оно же в другой редакции – 7-е стихотворение в разделе III «Упражнения с предметом»; в ВИ – вступительное и заключительное в кн. 3 «Танец»).

«I. Перевернутый семисвечник» – цикл из семи стихотворений (то же – в ВИ, кн. 7 «Эхо»).

«II. Город» – цикл из 10 стихотворений (вошел в ВИ, кн. 2 «Книга Треф», с изъятием трех стихотворений).

«III. Упражнения с предметом» – цикл из семи стихотворений (в ВИ кн. 4 того же названия, в составе одного стихотворения – «Неназываемые сны…»).

«IV. Дом» – цикл из пяти стихотворений (вошел в ВИ, кн. 2 «Книга Треф», с изъятием двух стихотворений).

«V. В ожидании лодки» (в ВИ вошло в кн. 3 «Танец»).

«VI. Свидетель» (в ВИ вошло в кн. 3 «Танец»).

«<VII>. Упражнения с эхом» – цикл из пяти стихотворений (в ВИ отсутствует).

Ниже приводятся не включенные в ВИ три стихотворения из раздела «Город» (посвящение 8-го стихотворения «Л. К.» подразумевает Леона Карамяна) и два стихотворения из раздела «Дом».

<Из раздела «Город»>

3

А по снегу следы перелетных, от крыл босоногих.

Попроси у них косноязычья, немой —

Дрожи затемно встать для далёкой-далёкой дороги,

словно это – канун возвращенья домой.

Без возврата проси, всё равно будет голос украден.

Загостился в зиме, так и дальше гости —

подающий надежды себехристаради,

утоливший себя из протянутой к небу горсти.

А следы перелётных позёмкой затянет к рассвету,

или не было их, или памятью их нареки.

Память пенья и всё – оставляют отчизне поэты,

кинув за плечи край всё же вставшей в морозы реки.

8

Л. К.

Не седлай Росинанта – в России такие снега…

Потерялась отчизна – что ж тыкаться слепо.

Проклинать ли себя, пожалеть ли врага —

только скачке конец – дальше низкое небо.

Вот и скачке конец. В иноходцы вербуется одр.

Это мода такая – мы все дилетанты.

Дальше пешим ступай, ибо конь подозрительно бодр —

ветряки не враги, а друзья. Ветряки-секунданты.

На утоптанном снеге, по сердце в снегу,

сам не зная на что, но я всё-таки выйду к барьеру.

Я еще столь наивен, что даже могу

вляпать пулю за честь, и за милую душу – за веру.

И за милую душу… Но нет ни души; ни лица:

в мелодрамах вступаются всё же за честь персонажа.

Персонаж, оседлав Росинанта, россиянина и молодца,

убежал в фаворитки и не откланялся даже.

И стою я по сердце в снегу, и по горло мне снег.

А вокруг поцелуи летят упадать на излёте.

Как в снегу я кляну свой прельстительный век,

свою честь, словно город, построенный на болоте!

Не седлай Росинанта другим, а подковы сдери —

твоя собственность, да ничего не осталось другого.

Отвести. Отвезти душу, душу смирить —

на несчастье никто не отыщет подковы.

9

Это сказке конец. Это все без вины.

Это все прощены. Это надо ведь!

Как под бритву, ступал я под жизнь без страны —

А она – точно лишняя заповедь.

Проживешь без гордыни, в твердыне живя —

так играй, мой оркестрик, наяривай!

Подтяну на скрипчонке про жизнь свою я,

увезенную ссыльной боярыней.

И поеду за ней, раз о ней говорил

в страшноватой причастности к счастью.

Всё недолго-то как! А подольше б царил —

и могла основаться династия.

Ах, играй, мой оркестрик, уже без меня,

из-за ставней монетки подхватывай.

И конечно же в фальши меня обвинят —

серебром, серебром похохатывай:

Всё недолго-то как. Коли темы даны,

тут уж хочешь не хочешь, а  надо ведь.

На помосте была эта жизнь без страны —

А потом –