Революционеры или террористы. Воспоминания участниц Фракции Красной Армии - Инге Фитт Страница 19

Пока мы были заняты сбором капитала в Вене, RAF работал над похищением президента предпринимателей Ханса-Мартина Шлейера, чтобы обменять его на политзаключённых. Позже меня поразил их ироничный и презрительный вердикт: «Мы делаем политику в ФРГ, а вы хороните себя в Вене с бандитской акцией».

Часть денег мы отдали Организации освобождения Палестины, а небольшую часть – RAF.

Похищение Шлейера также застало нас врасплох, хотя RAF прислали нам информацию о том, что они готовят более масштабную акцию и что нам следует избегать определённых районов ФРГ. Моей первой реакцией было непонимание: как они могли начать такую акцию с четырьмя запланированными смертями! С другой стороны, я чувствовала восхищение и была убеждена, что Шлейер – именно тот человек, который нужен для освободительной акции, как главный пример уверенности немецкого народа.

Шлейер был центральным примером решающего влияния элиты Третьего рейха на ФРГ и заменой востребованным заключённым, высшим функционером экономики.

После поражения всегда легче осознать, что было сделано неправильно, а с увеличением дистанции критика также становится легче и понятнее. Но в 1977 году я, естественно, была на стороне атакующих партизан. С затаённым дыханием я наблюдала за беспрецедентной эскалацией, вызванной захватом самолёта, но в качестве зрителя. Только когда палестинские коммандос были уничтожены, пленные убиты, а Шлейер застрелен, я в шоке подумала: «Боже мой, это была совершенно неправильная акция, как они могли так переоценить себя».

Даже сегодня моя критика этой акции – это критика бывшего активиста вооружённой борьбы и основана на вопросе о том, что мы, в данном случае RAF, в корне сделали неправильно. Военное решение старых проблем в рамках именно этой политической операции привело к катастрофическим результатам. Обе стороны, государство и РАФ, определяли свои шаги по-военному, но РАФ открыла хоровод и задала уровень убийством четырёх телохранителей Шлейера. Эта политическая безответственность была доведена до конца. Она проигнорировала одиннадцать человеческих жизней, не осознавая и не определяя моральных и политических последствий. Вся акция была спланирована для победы. Похоже, никто всерьёз не задумывался о том, что Шлейер – высший функционер Экономического и социального комитета – будет убит.

Все было спланировано. Его захват, переговоры, предстоящий обмен и т. д., но отказ от требований, последующая эскалация похищения самолёта и реакция на эту эскалацию не были запланированы. События развивались без предвидения и оценки, под давлением возможной катастрофы. Динамика развития событий вышла из-под контроля и вела к катастрофе. Сами RAF не были готовы к своей судьбе.

Расстрел Шлейера в ответ на смерть заключённых в Штаммхайме был правильным решением для нас в то время. После всего, что предшествовало этому безжалостному акту, не могло остаться места для других чувств. Только теоретики и непричастные могли видеть это по-другому в то время.

Не было ни одной организованной левой или капиталистически-критической силы, которая могла бы выдержать или даже хотела поддержать столь жестокий уровень противостояния. На последующее разворачивание государственной политики преследования, запугивания и клеветы левые отреагировали испугом, депрессией и отчуждением от партизан.

В этой политической атмосфере мы обсуждали возможность вызволения двух товарищей из тюрьмы Моабит. Когда Сюзан и Ковальски приехали к нам в Италию с первой информацией об условиях содержания политических заключённых в Берлине, их отчёты звучали несколько авантюрно, но, тем не менее, серьёзно. Мы решили, что они вдвоём должны изучить возможность проведения операции по освобождению Андреаса и Тилля, пока не убедятся в её целесообразности. На самом деле, мы хотели не столько освобождения заключённых, сколько создания прочной рабочей и жизненной логистики в другой европейской стране, из которой мы могли бы спокойно налаживать новые политические контакты в ФРГ. Но шок от исхода похищения Шлейера также вызвал глубокий ужас и у нас. Мы хотели освободиться от него и дать сочувствующим новую надежду. Кроме того, мне казалось преступным отсутствие солидарности, если мы не воспользуемся возможностью освобождения.

В этой обострившейся атмосфере запугивания, преследования и политической депрессии левых после гибели узников Штаммхайма нам также захотелось решиться на прямое нападение на тюрьму в Моабите.

Поэтому Сьюзан и Ковальски отправились в Берлин, чтобы изучить возможности освобождения Андреаса и Тилля. Остальные члены группы были заняты в Италии и Бельгии восстановлением технического и материального оснащения: добычей, печатанием и подделкой документов, получением оружия и боеприпасов, созданием складов, разведкой нелегальных пограничных маршрутов, чтобы беспрепятственно попасть из одной страны в другую, сбором политической и практической информации о европейских институтах и т. д. И снова, и снова, обширные экскурсии по пограничным регионам. И снова и снова обширные туры на средиземноморское побережье Франции, чтобы поменять лотерейные деньги в доминах богачей.

Кристиан, Ингрид и миссис Лауда поставили себя вне закона и теперь были с нами. С точки зрения персонала, 2 июня снова выросли вполне респектабельные крылья.

Жизнь нелегала в Италии была хороша. Гораздо приятнее, чем среди игривых, статичных немцев. Мы были городскими партизанами и не жили в горах и лесах. Поэтому мы не упускали комфорта и культуры городских удобств, таких как хорошие рестораны и большие, удобные квартиры, когда появлялась возможность. Хотя комфорт не был важным критерием, он был приятным дополнением к нашей беспокойной жизни.

Италия, в конце концов, страна, полная крайностей, которые сталкиваются в крупных мегаполисах. Буйная архитектура центра Милана и его пригородных кварталов, безмерно дорогая элегантность универмагов, модных домов, торговых улиц, свисающие до края улицы переливы.

Лица девушек и женщин покрыты гримом, как будто они находятся в фильме Феллини, изображающем декаданс времён падения Римской империи. Крайние политические силы, движущиеся друг с другом и вокруг друг друга без серьёзных разногласий. Самые незабываемые дискуссии между коммунистами и старыми сторонниками Муссолини заканчивались красным вином, спагетти и семейными проблемами. А дети с эмблемой Красных бригад на велосипедах дружно играли с другими, носившими эмблему фашистов. Карабинеры, с которыми нельзя шутить, но которых можно отвлечь от контроля очаровательным словом, вспышкой смеха.

Недалеко от австрийской границы я с госпожой Лаудой въезжаю на одну из этих опасных платных станций. Опасные, потому что пункты взимания платы могут использоваться и контролироваться полицией, как граница. Этот раз не исключение. У каждого шлагбаума стоит карабинер с мотоциклом. Один из них отмахивается от нас. Это свадьба красных бригад и свадьба охоты. Мы не особенно богаты, у нас немецкие паспорта, мы приехали из Австрии, с арендованной в Милане машиной, нагруженной вещами для вывоза. Под всеми вещами – оружие и боеприпасы. Бумаги вроде бы правильные, но молодому карабинеру такой расклад кажется странным. Его лицо неуверенно темнеет. Позволит ли