Записки психиатра. История моей болезни - Виктор Хрисанфович Кандинский Страница 18

принимает вид молодцеватости и даже прямо хвастается своими победами над сердцами женщин. В такие минуты теряет последний отпечаток женственности и поразительно напоминает речью, мимикою и жестами безбородого юношу, с видом ухарства рассказывающего снисходительному слушателю о своих любовных успехах. Находясь в больнице, испытуемая охотно вступает в разговоры с больными и с прислугою, при всяком удобном случае заводит речь о «любви», причем нимало не скрывает своего превратного полового инстинкта.

Сведения, собранные относительно прежней жизни Губаревой, показывают, что у испытуемой представляется врожденная превратность полового чувства в форме «sensus sexualis contrarius» (по Вестфалю contrare Sexual-Empfindung). Это подтверждается и непосредственным наблюдением над Губаревой. Оказывается, что она отличает между окружающими ее женщинами красивых и молодых, и держит себя по отношению к последним иначе, чем по отношению к другим женщинам. С женщинами, не принадлежащими к числу ей «нравящихся», а равно и с мужчинами испытуемая держит себя совершенно просто, без всякого жеманства и без малейшей застенчивости. Но в больнице Губарева отличила из числа окружающих ее одну даму, к которой стала выказывать особую благосклонность. При этой особе Губарева была более разборчива в своих выражениях, чем обыкновенно, относилась к ней с большей конфузливостью и приходила в крайнее смущение от одной мысли о том, чтобы (наравне с другими больными) идти в сопровождении этой дамы в баню. В обращении с этой особой Губарева, не подозревая, что за ней наблюдают, проделывала все то, что обыкновенно проделывается юношею, ухаживающим за нравящейся ему женщиной. Если бы в больнице не были своевременно приняты меры к удержанию чувств Губаревой в должных границах, то, несомненно, дело дошло бы как до сцен патологической ревности, так и до других, не менее активных требований патологического любовного чувства[29].

Кроме превратности (прирожденной) полового чувства, Губарева представляет в сфере чувствования много других аномалий. Сюда принадлежат, между прочим, разные мелкие «странности» и идиосинкразии из числа описанных выше и замеченных также во время пребывания Губаревой в больнице (болезненная брезгливость относительно тараканов; боязнь темноты, боязнь затемненной воды, например, ванны, наполненной водою, и т. п.). Далее, у испытуемой оказываются явления психической парестезии и таковой же гиперестезии. Первая из этих аномалий чувствования выражается в причудливости Губаревой по отношению к лицам и к объектам; так, лица, которые раньше пользовались полным благорасположением Губаревой, иногда вдруг, без видимой причины, начинают вызывать в ней чувство отвращения; занятия или способы времяпрепровождения, нравившиеся ей раньше, вдруг становятся для нее мучительными.

Психическая гиперестезия испытуемой обнаруживается в крайней впечатлительности Губаревой, причем смена внешних впечатлений обусловливает в Губаревой столь же пеструю и живую смену внутренних актов (ощущений, образов и чувствований). Кроме того, некоторые из внешних раздражений вызывают в испытуемой несоразмерно сильную реакцию. С этой точки зрения становятся понятными неустойчивость душевного равновесия у Губаревой, смешливость последней, быстрые и резкие перемены в настроении, легкость переходов от смеха к слезам и обратно. Не выходя из границ своего «обыкновенного» состояния, Губарева является то спокойною, то аффективною, то вялою и апатичною, то раздражительною, то мягкою и уступчивою, то упрямою и резкою, то веселою или до крайности смешливою, то настроенною грустно, причем с мечтательным видом сидит по целым часам у окна и распевает унылые песни. Особенностями в сфере чувствования и вообще аффективным строем душевной жизни Губаревой обусловливается и то ее качество, особенно резко проявляющееся в минуты ее возбужденности, которое родственники испытуемой называют «удальством» или «молодцеватостью».

Испытуемая имеет весьма живое воображение, причем деятельность фантазии у нее недостаточно регулируется ее относительно слабым рассудком. Процесс воспроизведения представлений совершается у Губаревой с большою легкостью, но воспроизведенные представления (как это весьма часто бывает у подобного рода субъектов) с недостаточною степенью точности повторяют содержание тех представлений, которые родились из непосредственного чувственного восприятия. Это видно из того, что Губарева в своих показаниях, сама этого не замечая, относительно различных мелких подробностей вспоминаемых ею событий уклоняется от истины, и притом в одном и том же пункте в различное время уклоняется в разные стороны, чего, разумеется, не было бы, если бы отступление от истины здесь было произвольным. Вследствие этой особенности, а также вследствие живости фантазии и недостаточной регулированности воображения рассудком Губарева (в особенности, когда впадет в аффективность или, как говорится, «увлечется») под влиянием тех или других недостаточно осознанных побуждений и чувств нерезко различает пережитое ею в воображении от пережитого в действительности и в своих рассказах невольно примешивает иногда к истине небывальщину, выказывая тем замеченную за нею еще ее родными и знакомыми наклонность «наговаривать» на себя и, следовательно, также и на других.

Память у Губаревой может показаться удовлетворительною; но если принять в соображение сообщения матери и брата испытуемой относительно того, что Губарева в детстве и юности отличалась необыкновенною способностью запоминания, то придется допустить, что память у нее весьма значительно ослабела (наблюдения брата Губаревой прямо подтверждают этот вывод). Но частная слабость памяти констатируется у испытуемой и непосредственно; так, относительно чисел память Губаревой оказывается крайне неудовлетворительною. Независимо от этого, из вышесказанного относительно неточности воспроизведения представлений у Губаревой само собою явствует, что память Губаревой вообще не может отличаться точностью, что действительно и констатируется наблюдением.

Движение представлений у испытуемой (даже при обыкновенном ее состоянии) не всегда совершается с нормальною быстротою и часто бывает то замедленным, то ускоренным. Ход мыслей у Губаревой обыкновенно неправилен. На вопросы она почти всегда отвечает логично, но начав рассказ и будучи предоставлена в ведении его самой себе, часто отвлекается в сторону от главного предмета, иногда же неожиданно перескакивает мыслью с одного предмета на другой. Из всех способов ассоциирования представлений у Губаревой преобладает ассоциация по внешнему соотношению между представлениями. Из числа ассоциаций по координации у испытуемой ненормально часто имеет место ассоциация по контрасту. Ассоциация же по зависимости (т. е. по причинному отношению и по отношению цели) наблюдается у нее, по-видимому, весьма редко.

Отчасти в связи с особенностями ассоциирования идей у Губаревой находится то обстоятельство, что у нее нередко неожиданно возникают причудливые, странные или даже прямо нелепые идеи, которые, при аффективности и при болезненной восприимчивости испытуемой, легко приобретают на некоторое время характер так называемых «навязчивых», или «насильственных», представлений (Zwangsvorstellungen). Привожу один пример. Находясь в больнице, Губарева одно время, видимо, была внутренне чем-то обеспокоена; после долгого выпытывания с моей стороны она призналась, что боится беременности: в приюте для душевнобольных, где она раньше находилась, мужчины и женщины, по ее словам, употребляют одну и ту же ванну; предполагая, что при таком условии дана возможность случайного оплодотворения, Губарева вообразила, что она «от ванны