Моя полосатая жизнь: Рассказы оголтелой оптимистки - Нина Витальевна Зверева Страница 14

юношеских разрядов в одном виде спорта и переходила в другой. Единственный вид спорта, который мне никак не давался, был бег с барьерами. Я подбегала к препятствию, останавливалась и обходила его. Но меня так любили в секции и мне так нравился тренер, что меня не отчислили, хотя я ни разу так и не прыгнула. В общем, со спортом не очень сложилось.

Дальше были разные олимпиады, председатель совета дружины, «Артек» – в общем, я очень старалась. Но на телевидение меня не звали. А потом в нашей семье нашлись письма Блока – и это отдельная история, и меня позвали-таки в эфир.

Я нарядилась, накрасилась, я была уже взрослой, беременной первым ребенком. Меня, конечно, сразу узнали. А самое главное, что меня узнала камера. Когда я села в студии перед камерой и начала рассказывать про письма Блока, я оказалась в своей стихии, на своей волне. Поэтому вопросов, куда идти после университета, не возникало. У меня было три пути: аспирантура, газета и телевидение. Везде звали, но я пошла на телевидение.

Любовь оказалась взаимной – до определенного момента. Я попала на Центральное телевидение, побеждала на всесоюзных конкурсах, был успех-успех. Потом Российское телевидение, мне вручили корочки «Собкор № 1», я была первым собкором Российского телевидения. Потом тот самый август 91-го, я тоже освещала те события. Все хорошо. Более того, меня все время звали в прямой эфир, потому что прямой эфир, как вы понимаете, мой самый любимый формат и у меня хорошо получалось.

Однажды звонит Анатолий Григорьевич Лысенко:

– Нина, мы хотим позвать тебя в программу с другими журналистами и ньюсмейкерами. Называется «Без ретуши». Ее будет вести другой человек, а ты будешь модератором.

Назовем этого человека – его уже нет в живых, мне не хочется говорить неприятные слова про того, кто не может мне ответить, – Андреем. Взрослый товарищ. И он стоял на баррикадах у Белого дома в августе 91-го. Это была очень важная деталь биографии в ту пору.

В эфире я должна была давать слово журналистам и следить, чтобы они укладывались в отведенные им три минуты для беседы с гостем. С одной стороны яркие журналисты – Сергей Пархоменко, Михаил Бергер, Людмила Телень, Александр Гамов. С другой стороны – ньюсмейкеры: Юрий Лужков, Григорий Явлинский, Анатолий Собчак.

Я очень обрадовалась, но сразу поставила условие, что в конце программы у меня тоже будут три минуты для общения с героем:

– Когда все заканчивается, в самом финале последние три минуты – мои разговоры с гостем. Напрямую.

Руководство согласилось. Я следила за временем, давала по очереди слово каждому журналисту:

– «Комсомольская правда», Александр Гамов, пожалуйста.

– «Известия», Михаил Бергер, пожалуйста.

– «Московские новости», Людмила Телень, пожалуйста.

А сама думала в это время про свои три минуты эфира, тем более что достаточно часто «мои» вопросы были уже заданы кем-то из участников программы. Я готовила блиц-опрос и несколько более общих вопросов и старалась сделать это ярко и заметно, чтобы финал у программы был запоминающийся.

И мне это удавалось! Судить можно хотя бы по тому, что меня стали узнавать на улицах Москвы, благодарили, иногда просили позвать в эфир того или иного гостя. А еще меня стали спрашивать мои собратья по эфиру, мои коллеги-газетчики, какие приемы позволяют мне так эффективно и эффектно использовать свои три минуты. И вот это уже был настоящий успех!

Каждые две недели я ездила в Москву, причем передача заканчивалась так поздно, что я не успевала на фирменный поезд Москва–Нижний, и мне приходилось сидеть на вокзале в ожидании проходящего поезда. Вокзалы были грязные, страшные, несколько раз ко мне приставали разные неприятные личности, приходилось обращаться в милицию. Это тоже было тяжелым испытанием, но после эфира – те, кто знает прямой эфир на телевидении, меня поймут – столько адреналина, столько возбуждения, что все равно спать не получается. Иногда герои программ даже провожали меня на Курский вокзал.

Мои три минуты славы

В общем, проект оказался весьма нервным, но было так приятно работать в федеральном эфире в компании блистательных личностей, что я старалась не обращать внимания на эти сложности.

Это была очень хорошая журналистская школа. Я не спала по несколько ночей, придумывала вопросы, потому что после лучших журналистов страны нельзя было ударить в грязь лицом. И главное, надо было реализовать себя как журналиста за эти последние три минуты. Если хотите посмотреть, в интернете есть программа «Без ретуши» с Анатолием Собчаком, там в финале и есть эти три минуты общения с ним напрямую.

Так прошли два года. Я очень любила эту программу. И не чувствовала раздражения, которое вызывала у главного ведущего. Конечно, я видела, что он сильно нервничал, потому что его роль свелась к объявлению старта программы и представлению нашего гостя. Глупая, я ни разу не почувствовала опасности, тем более он всегда был учтив и вежлив, говорил мне комплименты.

Я приезжала, мы выходили в эфир, и казалось, что все отлично. Но однажды меня остановил милиционер при входе на Шаболовку и спросил документы. Никогда раньше никто на входе меня не останавливал, потому что меня уже знали. И тут вдруг останавливают. Я достаю удостоверение Российского телевидения, то самое, под № 1. А мне вдруг говорят:

– Вас нет в списках.

И отводят глаза.

Я не понимала, что случилось. Стали подходить участники программы, куда-то пытались звонить, выяснять, но потом, пожав плечами, извинившись, проходили в студию. И так мимо меня прошли все. Сердце билось… Полное непонимание. Это как прийти домой, а там все сгорело.

Вахтеры предложили мне чаю, вот уже начинается эфир. Естественно, в проходной был монитор «Российского телевидения», и я вижу, как в эфире главный ведущий представляет новую соведущую. Девушку, которую я встречала в коридорах и даже не знала, кем она работает.

Минут десять я смотрела в оцепенении, как моя передача идет без меня. Вы же знаете мою фразу «Со мной так не может быть». Вот и случилось.

Я решила позвонить Олегу Максимовичу Попцову, нашу программу курировал он, а ведущий Андрей был его близким другом. В приемной никто не удивился моему звонку – видимо, Олег Максимович предупредил. Поехала на улицу Правды, ехала как в тумане. Меня без проблем пустили, я зашла в кабинет, он был один.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – была его первая фраза.

Я в это время уже была готова к чему угодно. Он продолжил:

– Вы слишком сильно отличались друг от друга, слишком сильно отличалась манера ведения. Андрею было трудно вести программу с тобой. Ты оказалась некомандным игроком.

Я молчала. Знаете, иногда лучше помолчать. Не оправдываться, не говорить ничего. Просто молчать. После длинной паузы он сказал:

– Ну, хорошо. Мне был поставлен вопрос – либо он, либо ты. Ты лучше ведешь, чем он. Но с ним я стоял на баррикадах. И этот вопрос для меня был решен изначально.

Я кивнула. Вообще ничего не сказала. В этом диалоге у меня была невербальная роль. Поехала на Курский вокзал, в тот раз я успела на ночной поезд и больше эту программу не вела. Но самое интересное, что программа «Без ретуши» через два месяца прекратила свое существование. Из программы исчезла душа, драйв. И мне очень хотелось думать, что это – возмездие за мои слезы, те самые, которые я не могла сдержать, когда вышла