Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию - Джон Гай Страница 133

Например, в одном из обвинений говорилось: «затаив злобу на короля и потакая своей порочной похоти», Анна «путем обмана и предательства соблазнила и развратила нескольких слуг короля, склонив их к сексуальной связи, для чего пускала в ход непристойные речи, прикосновения, подарки, гнусные провокации и развратное обольщение». Она по очереди «соблазнила и склонила» Норриса, Бреретона, Уэстона и Смитона к «плотской близости», а затем «своего родного брата Джорджа» к кровосмесительству, «обольщала его, засовывая свой язык ему в рот и позволяя ему делать то же со своим языком, а также завлекала его поцелуями, подарками и драгоценностями». Согласно обвинению, Анна и Джордж, «презрев заповеди Бога и все человеческие законы», часто предавались плотской любви, «иногда по его инициативе, а иногда по ее». Она заманила в постель Норриса, Бреретона, Уэстона и Смитона «сладкими словами, поцелуями, прикосновениями и прочим». В конце концов эти мужчины, «воспламенившись порочной страстью к королеве», стали ревновать ее друг к другу. И «дабы удовлетворить свои необузданные желания… она не позволяла им беседовать с другими дамами, в противном случае ее охватывали гнев и недовольство».

В разных местах и в разное время Анна одаривала их «щедрыми подарками и вознаграждениями», чтобы склонить их к сексуальной близости. Более того, они вместе несколько раз «замышляли убийство Генриха», и Анна неоднократно обещала каждому из этих предателей, что она выйдет замуж за одного из них, как только король расстанется с жизнью, тем более что «никогда в ее сердце не было любви к нему». Ознакомившись с материалами, изобличавшими пороки, преступления и чудовищное предательство, Генрих был сильно удручен и обеспокоен тем, «насколько велика была опасность, угрожавшая его королевской особе». Итак, Анна и все эти омерзительные предатели желали оскорбить его, «поставить под угрозу его здоровье и навлечь позор, опасность и беду на него, а также на потомков и наследников короля и королевы».

Всего было предъявлено около двадцати обвинений. Эпизоды, в которых фигурировали Норрис и Бреретон, имели место преимущественно в 1533 году, инциденты с участием Уэстона относились к 1534 году, с участием Смитона – к 1534 и 1535 годам, а с участием Джорджа – к 1535 году. Кромвель наносил удары беспорядочно, самонадеянно полагаясь на то, что никто не будет проверять, совпадают ли указанные даты и локации с реальными перемещениями Анны. Несколько эпизодов якобы имели место во дворце Уайтхолл, однако Анна в это время находилась в Гринвиче. Например, утверждалось, что Норрис спал с Анной 12 октября 1533 года, хотя в этот день она не покидала Гринвич, где восстанавливалась после рождения дочери Елизаветы. Судя по сохранившимся архивным документам, очевидно, что из двадцати фактических обвинений теоретически возможны были от силы шесть или семь. В тринадцати случаях имеются неопровержимые доказательства того, что Генрих и Анна не находились на тот момент в местах, где якобы совершались преступления. Эти и некоторые другие обвинения были явно сфабрикованы. Хотя неточность и небрежность обвинений может показаться вопиющей, дьявол в данном случае крылся вовсе не в деталях. Значение имел общий контекст, на фоне которого любой эпизод с участием любого из подозреваемых мог происходить в «различных», «всевозможных» или «нескольких» случаях до и после указанной даты, что лишало Анну и ее предполагаемых любовников всякой возможности оспорить какую-то конкретную дату или место по причине большого количества других неуточненных обвинений, которые нельзя было опровергнуть. Последующие события показали, что обвинительные заключения не выдерживают никакой критики с точки зрения закона. Во-первых, сексуальные отношения с королевой с ее согласия сами по себе еще не являлись государственной изменой. Во-вторых, в 1579 году на заседании совета юристов по делу о конфискации имущества Норриса, которое отошло короне после того, как ему был вынесен обвинительный приговор, эта конфискация была признана незаконной, поскольку в обвинении не было точно указано, где и когда им были совершены те или иные преступления30.

Главное обвинение состояло в том, что Анна, предлагая кому-то из своих любовников выйти за него замуж в случае смерти Генриха, таким образом вместе со своими сообщниками замышляла и планировала убийство короля, а это расценивалось как государственная измена. Однако больше всего судей и присяжных ужаснуло обвинение в инцесте, представленное в столь откровенных подробностях. Инцест был под запретом и считался чем-то гнусным и омерзительным. Для Генриха эта тема была особенно болезненной, учитывая, что еще в самом начале бракоразводного процесса с Екатериной он заявлял, что сексуальные отношения с вдовой брата есть не что иное, как кровосмесительство, «в высшей степени противоречащее законам природы». Правда, громкий роман с Мэри Болейн не помешал ему впоследствии жениться на ее сестре Анне. По мнению многих знатоков церковного права, это тоже был инцест. И возможно, эти мнения еще больше подогревали в нем чувство отвращения.

Джон Хьюси в письме к леди Лайл, написанном в воскресенье 13 мая, сообщал, что предъявленные обвинения были слишком омерзительны для слуха такой добродетельной женщины, как она.

Сударыня, я искренне полагаю, что даже если перерыть все книги и хроники, подвергая пристальному вниманию все то, что было придумано, сочинено и написано против женщин со времен Адама и Евы, то, по моему мнению, это не идет ни в какое сравнение с тем, что было сделано и совершено королевой Анной31.

Для Хьюси масштаб и ужасающий характер обвинений служили доказательством их обоснованности. Сколь ни удивительно это звучит, но для таких случаев существовал судебный прецедент. В отличие от современных конституционных принципов практика «признания виновным на основании дурной славы» (англ. conviction by notoriety) считалась общепринятой и была хорошо известна юристам тюдоровской Англии, хотя на деле применялось нечасто. Еще в 1533 году Томас Мор отмечал, что по английским законам судьи могут выносить обвинительный приговор подсудимому и заключать его в тюрьму без предварительного обвинительного заключения, основываясь на «репутации и поступках [данного] человека в своей стране»32.

Первое слушание началось в пятницу 12 мая 1536 года в главном зале Вестминстер-холла, где всего три года назад проходил банкет в честь коронации Анны. Де Карля более всего поразил устрашающий вид «большого топора», выставленного сбоку в зале суда. Его лезвие было обращено в противоположную от подсудимых сторону, однако ничего не мешало развернуть его в знак того, что они обречены, если суд вынесет обвинительный приговор. (Эта деталь указывает на то, что секретарь де Кастельно присутствовал на слушаниях среди многих других зрителей, толпившихся в самом зале или