Только хорошее - Ольга Остроумова Страница 12

А потом в ТЮЗ пришел Михаил Левитин.

Он ставил «Пеппи Длинныйчулок». Я играла одну из фрекен. Там было целых три фрекен — такие «училки» в самом плохом смысле этого слова, с напрочь атрофированной любовью к детям. А дабы усилить нашу отвратительность, Левитин одел нас в одну юбку; получилась трехголовая Гидра. Мне он почему-то отдал роль самой злой из трех. Работала я, кажется, совершенно бездарно. Абсолютно не могла понять эту режиссерскую манеру. До слез от собственного бессилия. Помню, как пришла к Хомскому вся зареванная:

— Павел Осипович, у меня ничего не получается с Левитиным! Ничего! Ну, почему Вы не учили нас в институте играть всяких зверей? Вот в Щуке же учат этому. У них там «наблюдашки» какие-то, то-се. А Вы не научили и у меня теперь ничего не получается. Значит, Вы виноваты!

Он улыбнулся:

— Ничего-ничего, все получится.

Сейчас я даже не помню, как играла эту Гидру. Да и спектакль не прижился в театре. Зато у меня началась новая жизнь.

Завлитом в ТЮЗе работала Галя Ариевич — замечательная! Просто абсолютно замечательная! Зима была, наступал Новый год, на Пушкинской площади стояла огромная елка. И вдруг Галя передает мне записку. От Левитина! А там таким приказным тоном: «Жду Вас у елки во столько-то». И я… пошла. Совершенно не понимая, что это — свидание! И влюблена-то в него не была, наоборот переживала из-за Гидры. Ну, вот приказал и пошла. Мы погуляли, он отправился меня провожать домой на съемную квартиру, где мы жили с Борей. На углу у нас была кулинария, я купила торт и говорю Левитину: «А пойдемте к нам? Чаю попьете». Михаил Захарович позже рассказывал: «Я подумал изуверка какая-то или дура». А это просто была судьба. Только я еще не подозревала.

— Пойдемте к нам чай пить?

— Нет уж, я к вам не пойду чай пить.

Стали встречаться. Гулять, разговаривать. Миша невероятно интересный собеседник, очень много знает. И когда рассказывает о чем-нибудь, прямо загорается.

Под елкой мы встретились в декабре, а в январе, то есть буквально через две недели, я поехала с ним в Ленинград.

Это было ужасно. Что-то наврала Боре, типа лечу в Ленинград на пробы. Лечу! А в это время Левитин уже купил два билета на поезд в разных вагонах — конспирация! Боря меня не провожал, я же лечу — в аэропорт далеко. Но я-то была вовсе не в самолете, а в поезде. Муж узнал обо всем очень быстро: просто позвонил в аэропорт удостовериться, что мой самолет благополучно улетел, и выяснил, что такого рейса вообще нет в расписании.

И вот мы с Левитиным в Ленинграде. У нас буквально два или три дня. Живем в квартире престидижитатора, проще — фокусника. Ну а у кого еще мой эксцентричный возлюбленный мог снять угол?! Вошли в комнату, темно, я легла на кровать, Миша подошел, и я так страстно раскрыла ему объятия, что он немедленно получил в глаз.

Уже в Москве, расставаясь на эскалаторе в метро, мы решили, что любим друг друга и надо уходить из семей (Левитин тоже был женат) и соединяться.

Бог вернул мне ленинградский неловкий удар довольно быстро. Вхожу домой, прямо с порога говорю Боре: «Я полюбила другого человека. Я ухожу от тебя». Бац! Оплеуха.

Борю было очень жалко. Конечно, он не стал меня бить, но от отчаяния запер в комнате: «Я не пущу тебя на репетицию, пусть тебя уволят из театра». Я рыдала, вырывалась, жалела себя, а потом он уехал в Ашхабад. Разводиться с ним я отправилась одна в ЗАГС на проспекте Мира. Пришла и говорю:

— Разведите меня, пожалуйста.

— А где муж?

— Он сейчас уехал. Ну, пожалуйста, мне очень нужно развестись.

А тогда по закону обязательно должны были присутствовать обе стороны. Но вот чудо — развели. Попросили только заплатить за него тоже пошлину -25 рублей, кажется.

Чудом была и наша с Борей встреча лет 20 назад. Я знала о нем, что он женился, что у него много детей, что стал хорошим документалистом. И вот прибегаю в дом кино на «Ностальгию» Тарковского, в буквальном смысле прибегаю: зал полон. Тихонечко иду по лестнице, оглядываюсь по сторонам — может, местечко увижу. И вижу!

— Здесь свободно?

— Свободно, Алешка. Садись.

Это был Боря. Только он звал меня Алешкой. Посмотрели фильм, потом в буфете он угостил меня каким-то морсом. Кажется, был сильно взволнован. Попили морс и… разошлись. Я-то была абсолютно спокойна — мне домой надо, бегом-бегом. Больше мы не встречались.

А Левитин своей чудесной жене Маше ничего не сказал. И еще четыре года не говорил. Я снимала однокомнатную квартиру в Черемушках, он приезжал туда. А на праздники всегда уходил домой. Сейчас я не понимаю, как смогла прожить в таком положении столько времени. Он как-то завладел мною. Причем не только физически, но и интеллектуально. А его Машу я считала ангелом, которого нельзя обидеть. Она действительно — ангел.

Я с детства привыкла верить близким людям. И когда любимый человек говорит: «Сейчас, сейчас. Еще немножко потерпи…», — как я могу ему не поверить. Ждала, терпела, доверяла, плакала. И все это тянулось, тянулось и тянулось. Ну, я не любовница по натуре — я жена. И жить во лжи для меня не естественно. Тяжело было обманывать Машу, обманывать себя. И я решила закончить эту историю. Уехала к сестре в Саратов. Там заболела, простудилась. И вдруг, явился Миша. Каким-то образом нашел адрес, примчался, палку дефицитной колбасы привез. Пробыл он у нас ровно пять минут. Не то чтоб я его выгнала, а просто сказала, что это — все! Я не притворяюсь, не лукавлю, не шантажирую, а просто жить так больше не могу. И не буду. Все.

ГИТИС промчался незаметно. Я училась, снималась, играла в ТЮЗе, снова снималась. На четвертом курсе должна была прилететь зимой из Киева, на дипломный спектакль «Светит, да не греет» со съемок фильма «Город первой любви». Вылетела, все в порядке, вроде успеваю. А в Москве нас почему-то очень долго не выпускают из самолета. С ужасом понимаю — опаздываю! Хватаю такси, мчусь из аэропорта в учебный театр, но уже восьмой час и спектакль, конечно, начался. Тогда же не было мобильников, даже предупредить никого невозможно. И вот, выпучив глаза, вбегаю в Учебный театр, и тут же меня встречает Варвара Алексеевна:

— Все хорошо.