Побег из Олекминска - Вера Александровна Морозова Страница 23

— Где же молодые? Где невеста-то?! — Не унималась Мария, и глаза, синие и огромные, выражали нетерпение.

— Да идите вы, барышня, отсюда... Молодые уехали... — Пристав выразительно посмотрел на филера.

Марию почти силком вытолкнули из дома. Она с завидной настойчивостью расспрашивала, в какой церкви венчаются молодые. И еще ее волновал вопрос вопросов — как одета невеста...

«Глупая, как все красавицы!» — в сердцах подумал пристав и сделал выговор столичному филеру, чтобы внимательнее относился к своим обязанностям.

ВЕРХНИЕ КАРАСИ

Леса стояли стеной по обеим сторонам дороги. Хвойные. Зеленые. Сосны с золотыми стволами и ели, разлапистые, пушистые, словно купчихи. Изредка на дорогу выбегал заяц, прижимал уши, поднимался на задние лапы и, неожиданно перевернувшись, прыгал в сторону. Крадучись выходила на опушку лиса. Оранжевая в солнечных лучах. Пряталась за небольшой сугроб и замирала, словно забытая с осени ветка осины в золотом уборе. Укрылся снегом и перелесок, да так плотно, что только голые макушки высовывались и звенели промерзшими иглами.

День выдался солнечный. Редкие березы блестели стволами. Перистые облака лениво и неохотно ползли по небу, цепляясь за верхушки сосен.

Низкорослая сибирская лошадка резво тащила возок. На возке баулы да саквояж, перехваченные для крепости ремнями. Груз дороже золота — шрифт, наборные кассы, всевозможные приспособления для типографского дела. Вещи с виду не громоздкие, но неподъемные.

Ида Каменец, Санин и Мария сидят, тесно прижавшись, закутанные меховой дохой. Мороз за сорок градусов щеки пощипывал до боли. Только ехать в таком благолепии приходится недолго. Дорога завалена снегом, и на ухабах лошаденка с трудом вытягивает возок. Первым в снег валится Санин, Иде оставлять сани не разрешают — легкие простудит. Мария старательно укрывает ее дохой, потом прыгает в сугроб, смеясь и замирая от счастья.

Мария в полушубке, закутана платком по самые глаза. В валенках. Она бодро похлопывает овчинными рукавицами, подражая вознице, и бежит за санями, оглашая лес веселым криком. Бежит с удовольствием, хотя ноги с трудом вытаскивает из снега. Временами проваливается до пояса, и тогда на помощь спешит Санин. Вид у него как у сказочного богатыря. На усах и бороде иней. Брови в густой снежной бахроме. На ушанке снежные полосы, на тулупе снег. И такой неуклюжий. Огромный. Только глаза сияют добротой.

— Славно-то как! — басит он и, запрокидывая голову, кричит: — У-у-у...

И лес вторит раскатами. От раскатов падает снег с ветвей деревьев, вспархивают неприметные птицы. Он пытается вытащить Марию, вновь провалившуюся в снежный наст, но и сам проваливается. Ида с трудом поворачивает замотанную шалью голову и улыбается.

Лошадь благополучно одолевает горку. В неудержимом беге сани катятся в долину. Мария едва вскарабкалась в сани, обняла Иду и, обдавая ее морозным дыханием, легла, вытирая с лица снег. И тут же вскочила, опасаясь, как бы от саней не отстал Санин.

На Санина смотреть без смеха невозможно. Неуклюже переваливается в необъятном тулупе и валенках, напоминавших сапоги-скороходы. Делает несколько крупных шагов и, на беду, что-нибудь теряет в снегу — то ушанку, то валенок, то рукавицы. Ворчливо грозит ему Мария. Но Санин в поисках потери вновь и вновь ныряет в сугроб. И опять шапка, чернеющая в снегу... Разиня...

Сани тряхнуло. Возница натянул вожжи и замахал кнутом, пытаясь удержать лошадь. Ида смеется — чудом не опрокинулись. Вот и сиди в качестве балласта. И поспешно замахала руками:

— Верхние Караси... Верхние Караси...

Действительно, проехали лес, и впереди расстилалась бескрайняя равнина. Глаза заболели от синевы снегов и яркости солнечных лучей. На горизонте чернела ниточка домов да очертания церковной колокольни.

Верхние Караси — так называли село, расположенное в сорока верстах от Екатеринбурга. Здесь решено было поставить типографию. Места уединенные и достаточно отдаленные от полиции.

После обысков и арестов в Екатеринбурге, проведенных по распоряжению из столицы в связи с появлением листовок, власти решили задушить крамолу на корню. Городок небольшой, никто не позволит хозяйничать в нем социалистам да смутьянам. Жизнь городка вся на виду — только гектографа, на котором печатали злоумышленники крамольные издания, не находили.

И опять Мария ездила по делам в Петербург, заезжала в Саратов. В Петербурге взяла недостающие части для типографского станка, а в Саратове — материал для задуманного сборника. Кажется, все готово — дело за типографией. Гектограф удовлетворить уже никого не мог. И опять забота: где ставить типографию? Долго спорили и решили, что ставить ее в городе рискованно. И тогда Мария придумала. В Верхних Карасях! В числе ее новых знакомых появился Кудрин, управляющий золотым прииском. Мария его очаровала. Нет, это сказать просто — очаровала! А как долго пришлось взывать к чувству гражданского долга! Сколько билась да уговаривала Кудрина, большого ценителя жизни, все серьезно взвесить и укрыть типографию в Верхних Карасях. Кудрин потребовал, чтобы все рассказали начистоту, — рисковать благополучием не хотел. Кудрин был человеком передовым, начитанным, но от социализма далеким. Мария оказалась страстным агитатором, да и красота ее сыграла не последнюю роль в решении Кудрина.

И вот все разговоры позади — они направляются в село Верхние Караси. Название-то одно чего стоит! Едут ставить подпольную типографию. Типографию! Сердце Марии замирает от восторга.

Емельянов, наборщик из Екатеринбурга, должен был приехать на два дня раньше и подготовить помещение для работы.

И действительно, на окраине села их встречали Кудрин и Емельянов. Один в дохе, делающей его похожим на лесного зверя, другой в нагольном тулупе. Стояли и радостно приветствовали возок, подбрасывая вверх шапки.

— Ура! Ура! Ура! — звенело в морозном воздухе.

У Марии от радости на глаза навернулись слезы.

Конечно, жить можно по-настоящему только тогда, когда есть дело для пользы народа, во имя его!

Дом у Кудрина уютный. Небольшой. Крепкий, из толстых бревен. В доме два входа, которые давали возможность жить изолированно. Потолки, лавки и стол из лиственницы. Дом полон опьяняющего запаха смолы и свежести, который Марии потом нигде не довелось встретить.

Работали в большой зале. На крепко сбитом столе водрузился ящик красного дерева с коллекциями минералов. Кудрин окончил горный институт и минералогию любил. Часами говорил об Урале, его богатствах, сетовал на варварское их истребление. В ячейках коллекции разместили шрифт.

Вместе с ним жила кухарка. Женщина обездоленная и скрытная. Прошлым летом ее выгнал муж из дома. Кудрин приютил ее, и преданность ее была