Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович Страница 11

стене прислонился, ноги впереди торчат, а голову на кадушку приткнул. Неловко – ноги затекают, шее больно, а иначе никак не приспособишься. Думал – всю ночь маяться будет. Вертел, вертел шеей. И вдруг – голова сама откинулась на кадушку, а мысли точно поплыли все, ни одну не ухватишь… Очнулся, шея болит, ноги затекли, а под дверью точно посерело, – верно, светать начало. На поселке петух пропел. Утро, стало быть. Усмехнулся даже: ту ночь на тулупе лежал – мягко, под головой подушка перовая, а всю ночь глаз не сомкнул. Душу всю бродяга растревожил. А тут скорежился весь, а сон сморил.

Хотел было подняться, – ну вот точно приклеили и к полу и к стене – не двинуться. Только шею разогнул и руками пошевелал, а сам словно каменный, и ноги как чужие торчат.

Прислушался. Не начинает еще работать завод. Колокол не звонил, да и молоты не грохают. А все-таки шумит что-то не вода, нет, шаркает точно, а что – непонять. Близко где-то, а глухо. Шаркаст, шаркает. Что такое?

Загремел замок. Писчик, верно. Нет, прямо к его двери подошли, отодвинули задвижку. Дверь приоткрылась, и из щели высунулась безусая, скуластая голова Власова с громадными, торчащими ушами. Щурит белесые глаза, не видит со свету, смотрит поверху. И вдруг глаза у него стали круглые. Рот раскрылся.

– Господи Сусе, – шепчет, – неужто сбежал?.. Убьет ведь управитель.

Шагнул раз и прямо на колодку наткнулся. Посмотрел вниз, увидал на полу Акима и заругался.

– Ты чего ж это, долгогривый, притаился? Ну, вставай, чего расселся? Готово все, за тобой дело.

Акиму так в голову и ударило – пот проступил. Готово! Неужто вешать будут?

Он завозился на полу, схватился рукой за кадушку, а встать не может.

Тут Власов ухватил его за шиворот, стал поднимать на ноги. Аким уперся рукой о кадушку, – а ноги не согнешь – колодка не дает.

– Ты чего? Смеяться надо мной вздумал! – закричал Власов. – Вставай, говорю!

– Не могу я, – пробормотал Аким.

– И чего ты на полу расселся, дурень? – сердился Власов. – Возись тут с тобой… Эй, Никанорыч! – окликнул он. – Поди, сделай милость. Подсоби.

Писчик, тощий, в длинном казакине, с подвязанной щекой, просунулся в дверь.

– Какое будет ваше приказание, Ксенофонт Ермилыч?

– Да вот долгогривый плюхнулся, да и завяз, – подсоби выволочь. Теснота, главное… не протиснешься… Ну… ну… за плечо… А ты ногами-то… ну… Вот дьявол. Взопрел весь… В чем душа, а…

Наконец Акима кое-как подняли и выволокли в контору, но ноги у него подгибались, и он валился, точно пьяный.

– Да ты что! – заорал Власов. – На руках тебя, что ли?

– Не приспособился, – виновато пробормотал Аким.

Он попробовал шагнуть. Колодка была длинная, дырки для ног не очень тесные, – передвигать можно бы то одной, то другой ногой, да затекли сильно ноги.

Аким ухватился за стол и стал переминаться то на одну, то на другую ногу. Ну, кажется, стоят теперь крепко и двигать ими можно.

– Ну, пошли! – крикнул приказчик.

Аким медленно, ухватившись за Власова, передвигался по комнате, с трудом переставляя ноги. Добрался до двери – порог. Ну нет, через порог никак не перешагнуть и по лесенке не спуститься.

– А, чорт! – выругался Власов. – Вот навязалась назола. Сниму я колодку, чорт с ним. Не убежит, – сказал он больше себе, чем писчику.

Он достал ключ, нагнулся, отомкнул замок, смыкавший две половинки доски, и снял колодку. Аким облегченно переступил с ноги на ногу.

– Руки давай! – крикнул приказчик сердито.

Аким послушно завел руки за спину.

– Пояс сыми…веревки не найти, – проворчал Власов.

Аким послушно снял опояску и опять завел руки назад.

Власов торопливо затянул ему изо всех сил кисти рук и, схватив точно клещами за плечо, поволок к двери.

Глава восьмая

Аким с Власовым вышли на крыльцо. Аким взглянул вниз, да так и дернулся назад. На всем громадном дворе между конторой, плавильными сараями, каналом и церковью, точно солдаты на параде, стояли рабочие. Не думал Аким, что их столько на заводе. Всегда они жались толпой, и сам он там же среди них тискался. А теперь он на них сверху смотрел, с крыльца, а они стояли тихо, как в церкви. Не очень еще светло было. Солнце не взошло еще. На дворе сумеречно было, как в церкви перед заутреней.

Спереди ряда в два или три выстроились мужики – угольщики, оборванные, в лаптях. Ряд от ряда шага на два всего. А за ними заводские. Те маленько почище одеты. Стоят все, не шелкнутся. А по бокам у передних рядов солдаты. Вреди капрал с саблей. Сегодня солдаты Акиму не такие показались, как вчера. Не страшные совсем – старенькие, косички торчат, треуголки мятые, мундиры обтрепанные. Только что ружья в руках. И не много их, солдат, – всего-то десятка три, разве чуть побольше. А ведь как напугали вчера.

За солдатами бабы напирают, иные с ребятами. Только бабы не стрекочут, как всегда. Ребята на руках у них и те притихли.

Власов дернул Акима за плечо и потащил вниз.

Прямо перед Акимом – он даже охнул – у самого крыльца лежала большая вязанка розог, а рядом стояли две широкие скамьи. Не его одного, стало быть, пороть будут. Перед одной скамьей сторож, и у него в руках треххвостая плеть.

«Плетью – это меня», – подумал Аким точно про другого.

Оглянулся, а поправей немного пристроен помост – на бочках доски, солдатским сукном покрытые.

На помосте этом стояли управитель, Беспалов, другие приказчики и заводский батюшка, отец Варсонофий, в рясе, важный, одной рукой бороду расправляет, а в другой руке крест держит.

«Напутствовать, что ли, кого-нибудь? – подумалось Акиму. И вдруг он весь похолодел, даже плечами передернул. – Неужто для меня это попа привели?»

Власов оставил Акима у скамьи, а сам поднялся по лесенке на помост, и тут только Аким заметил, что и Ковригин там же, позади за другими, – не помер, стало быть, хоть вся голова тряпками обмотана.

Управитель вышел вперед. Аким стоял близко, у самого помоста, и хорошо его разглядел. Гладкие щеки надулись, покраснели, на лбу морщины, – видно, что сердится. Кафтан черный, тонкий. Поднял руку, рука белая, а вокруг руки кружева болтаются. На площади так тихо стало, будто нет никого.

– Заводские люди! – крикнул управитель на всю площадь. – Охулку вы на свой завод положили. Завод наш первый по всей округе. Хозяин, Яков Борисыч, самой государыне ведом. От государыни награждение получил в дворяне его государыня возвела, чин пожаловала. Всем нам