Аномалия, рожденная смертью - Георгий Александрович Егоров Страница 12

— Заткнись нахрен, придурок. Лучше слушай и делай, как я говорю, если жить хочешь.

Тон её был не просто резким — он был тем самым голосом, которым люди разговаривают с гранью. Когда понимают, что за этой чертой — смерть. И Фёдор понял: лучше не спорить.

Они петляли около получаса, пока наконец не подошли к обычной пятиэтажке. Потускневшие окна, облупленная краска, слепой подъезд. Алена проверила, не следят ли, и, убедившись, что улица пуста, юркнула внутрь. Фёдор — следом. Лестница встречала сыростью и старым табаком. Третий этаж. Тяжелое дыхание. И тишина.

Она постучала. Тихо, но уверенно. Не как человек, просящий, а как тот, кто знает — ему должны.

Из-за двери донеслись шаркающие шаги.

— Кто там? — сонный женский голос, без страха. Но с усталостью.

— Света, это я. Алена. Открывай. Быстрее.

Щелчки замка. Дверь приоткрылась. На пороге стояла молодая женщина в ночной рубашке, явно только что поднятая с постели. Без косметики, с припухшими веками. Но в глазах — острота, как у хищника, который может укусить даже во сне.

Она посмотрела на Алену, потом — на Фёдора. Не спросила ни слова. Просто отступила внутрь, пропуская.

— Заходите. Быстро. Разувайтесь, тихо.

Алена быстро сняла обувь, шубу.

— Света, у нас проблемы. «И мы у тебя пересидим», — сказала она, и в этих словах было не просьба, а констатация. Как будто другого выхода просто не было.

— Одна? — спросила Алена, ещё не раздеваясь полностью.

— Ага. Заходите. Я чайник поставлю.

Они устроились на тесной кухне. Обои старые, но чистые. Холодильник гудит. У окна — старенький стол, три табурета. Света варила кофе, а Алена, грея руки о чашку, быстро рассказала о случившемся — без эмоций, по существу. Светлана слушала, не перебивая. Потом перевела взгляд на Фёдора.

— Ты, парень, хоть понимаешь, куда вляпался? — сказала она, отхлебнув кофе из кружки с надписью «BOSS». — Ты уже мертвый. Просто тебя пока не закопали.

Фёдор молчал. Лицо спокойно. Он просто смотрел в окно, будто за его стеклом был другой мир, в котором всё ещё можно было вернуться назад.

— Ты чего, не боишься? — с интересом спросила Света. — Ты или очень смелый, или очень тупой. Кто ты вообще такой?

— Я учусь в школе. В одиннадцатом классе. Сам из Якутии. На соревнования приехал. Боксом занимаюсь.

Тишина. Светлана как раз сделала глоток — и выплюнула кофе в раковину, закашлявшись. Алена закрыла лицо руками:

— Всё. Нам точно крышка. Он — школьник. Боже, боже...

Света разразилась тихим смехом:

— Ты что, серьёзно? Ты думаешь, это всё детские игры? Это тебе не кино. Это Хабаровск, малыш. Тут если задел «крышу» — будь готов к могиле. Тот ресторан — под Рамилем, у него погоняло «татарин». Мразь та ещё. А он сам ходит под Костылем. Слыхал про такого? Нет? Ну, тогда слушай. Костыль — вор в законе, старой формации. И если он узнает, что ты его людей раскидал, а сам ещё и жив — это плевок. Лично в лицо. А за такое тут убивают. Быстро. Без шума.

Фёдор кивнул, будто выслушал рассказ о погоде.

— Ты хоть понял, что я тебе сказала? Или тебе пофиг, а? — Светлана прищурилась. — Ты бы хоть попереживал для виду немного.

Фёдор усмехнулся, но ничего не сказал. Его спокойствие пугало даже Алену.

— Слушай, Света, — сказала она, — ну нельзя же вот так вот взять и умереть просто потому, что встал за девушку. Он же не преступник. Он просто... нормальный парень.

Светлана кивнула.

— Вот именно. А такие в нашем мире долго не живут. Поэтому надо думать. Надо срочно искать выход на Костыля. Только он может эту тему закрыть. А чтобы выйти на него — нужен кто-то свой. Кто-то, кто скажет: "Этот пацан — не враг. Он просто не знал, куда влез".

Она встала, пошла к шкафу и достала старый потёртый телефон.

— У меня есть один знакомый. Он когда-то сидел с Костылем. Сейчас на пенсии, работает таксистом, но у него остались связи. Попробую позвонить утром. Сегодня — не вариант. А пока... прячьтесь здесь. Окна не открывать. Свет не зажигать. Ни с кем не говорить.

Она посмотрела на Фёдора:

— А ты, боксер, молись, чтобы Рамиль не проснулся раньше, чем мы найдем того, кто скажет за тебя слово. Потому что в этом городе такие истории заканчиваются быстро. И, чаще всего, — за чертой города. В лесу. Где не спрашивают, кто прав.

Фёдор молча кивнул. Его взгляд был спокоен, но внутри гремело — не страх, не паника. А решимость. Он не знал, как всё это кончится. Но он знал одно: он не пожалел, что вступился и встал за девушку. Потому что это был единственный правильный выбор в его жизни.

Татарин

Рассвет в Хабаровске подкрадывался медленно. Его холодное дыхание запотевало стекла окон, вползало под одежду и цеплялось за уличные фонари последними тенями уходящей ночи. Пока где-то в чужой квартире двое беглецов пытались переварить произошедшее, с другой стороны города бодрствовал человек, чьё имя знали все, кто хоть раз в жизни касался улицы. Его звали Рамиль, но весь район знал его иначе — Татарин.

Шамсутдинов Рамиль стоял на бетонном крыльце гостиницы, в пуховике нараспашку, с вмятинами от вчерашней драки не только на теле, но и в гордости. Левый бок побаливал, пах ныл, ухо одного из его парней было оторвано почти до крови, у другого челюсть ходила под углом, словно у старого шкафа. Он не привык к такому. Он — не из тех, кого можно задеть и остаться на свободе. В Хабаровске это понимали даже птицы, садившиеся на провода.

Рамиль сжимал губы, сдерживая раздражение. В его мире не было случайных унижений. Всё, что ломает лицо, требует ответа. И этот сопляк, откуда бы он ни прилетел, не уйдёт от ответа.

Он затянулся сигаретой и глянул вдаль, где серело небо над заснеженными крышами. К гостинице подъезжали машины. Из них выходили широкоплечие, молчаливые парни — его люди. Бойцы, умеющие не задавать вопросов. Ждали сигнала.

Но в этот раз всё пошло иначе.

Из чёрного внедорожника неторопливо вышел человек в кожаном плаще. Ростом выше среднего, с лицом, на котором время оставило следы, но не сломало взгляда. Его называли Муха. В городе знали — если появляется он, значит, дело попахивает не просто дракой, а серьёзной ошибкой, которая может дорого обойтись.

— Привет, Татарин, — сказал Муха, подходя к Рамилю и протягивая руку. — Наслышан о твоих ночных приключениях.

Рамиль усмехнулся, с трудом