Черное солнце - Джеймс Твайнинг Страница 12

— Никто никогда и предположить не мог, что Кассиус и дядя… я хочу сказать, что Ренуик и есть он.

— Вы с ним с тех пор говорили?

Том засмеялся:

— В последний раз, когда я его видел, он пытался меня пристрелить, а я прищемил ему руку здоровенной дверью. С тех пор нам как-то расхотелось друг с другом разговаривать.

— Да, я читал материалы ФБР о том, что случилось в Париже. — Том удивленно взглянул на Тернбула. — Да, так оно и есть, мы иногда делимся информацией с нашими заокеанскими коллегами, — объяснил, усмехаясь, тот. — Особенно с тех пор, как наш друг вошел в список наиболее разыскиваемых преступников.

— И что вы там вычитали?

— Что вы, будучи известным вором, сотрудничали с особым агентом Дженнифер Брауни и помогли ей вернуть пять украденных из Форт-Нокса бесценных золотых монет. Что в ходе этого расследования вы помогли изобличить Ренуика, скрывавшегося под именем Кассиуса, и вычислить двойного агента ФБР. Что сейчас у вас небольшой полузаконный бизнес, цель которого — стереть память о вашем криминальном прошлом. Что вы объявили о намерении стать добропорядочным гражданином.

— А Ренуик? Что известно о нем?

— Немногим больше, чем вы только что рассказали. В этом-то вся загвоздка. Все, что у нас есть, — разрозненные слухи. Будто бы его синдикат распался. Он все потерял. Скрывается.

— От вас?

— От нас, от Интерпола, от американцев. Обычная история. Но есть еще один игрок.

— Что вы имеете в виду?

— Мы перехватили переписку некой группы лиц, которые, судя по всему, пытаются достать Ренуика.

— Вы говорите о шифровках в «Трибюн»?

— Вы о них знаете? — не смог скрыть удивления Тернбул.

— Только со вчерашнего дня. Как по-вашему, чьих это рук дело?

— Мы не представляем. Знаем только, что все это началось около года назад.

— Ладно, какая разница, — пожал плечами Том, — кто бы это ни был, мы в результате только выиграем. Пожелаем им удачи.

— Это так, но, прошу прощения за избитую фразу, загнанный зверь наиболее опасен. Терять ему нечего, он готов на все. Потому-то мы так обеспокоены тем, что Ренуик спутался с этим парнем, Гехтом. «Хрустальный клинок» — секта необузданных фанатиков, помешанных на возрождении Третьего рейха, чего бы это ни стоило. О чем бы они с ним ни сговорились, можно не сомневаться, что добра это не принесет.

— А я-то зачем вам понадобился?

— Мы были бы рады получить вашу помощь. Вы знаете Ренуика лучше, чем кто-либо другой, понимаете его, его методы, мир, в котором он привык действовать. Мы должны выяснить, что они с Гехтом затеяли, до того, как будет слишком поздно. Думаю, вам стоит начать с выяснения обстоятельств убийства в больнице.

Том усмехнулся:

— Ну нет, простите, но я разыскиваю пропавшие картины, а не отрезанные руки. Никто сильнее меня не хочет, чтобы с Ренуиком было покончено, но лезть в это дело я не собираюсь. Я вне игры.

— Мы оба вне игры, — подал голос Арчи, выразительно стукнув кулаком по подлокотнику.

— Как вы думаете, сколько времени пройдет до того, как Ренуик решит вернуться и свести с вами счеты?

— Это мои проблемы, не ваши, — сказал Том твердо. — А потом, если б я захотел вляпаться в неприятности, вот тогда бы я точно ничего не мог придумать лучше, чем начать с вами сотрудничать. Я не доверяю вам, ребята. Никогда не доверял. И никогда не буду.

Повисла напряженная пауза. Тернбул холодно посмотрел на него, отвернулся и вздохнул.

— Ладно, возьмите тогда это. — Он протянул им клочок бумаги с нацарапанным на нем номером. — Вдруг передумаете.

Машина встала, дверь отворилась. Том и Арчи вышли и зажмурились от света. Не сразу до них дошло, что они стоят рядом с багажником машины Арчи. Блокираторы были убраны.

Глава 12

Гринвич, Большой Лондон

5 января, 14.22

Комната не изменилась. Она только стала чуть более пустой, словно ушла наполнявшая ее энергия. Выцветшие коричневые занавески, которые он никогда, даже летом, не раскрывал до конца, так и остались задернутыми. Темно-зеленый ковер по-прежнему был усеян пеплом и собачьей шерстью. Ужасный письменный стол пятидесятых годов так и стоял в эркере, а три вулканических камня, которые он подобрал на склонах горы Этна, когда у него и ее матери был медовый месяц, по-прежнему излучали теплое сияние.

Проходя мимо зеркала, Елена Вайссман поймала взглядом свое отражение и вздрогнула. Хоть ей было всего сорок пять, а выглядела она моложе, последняя неделя состарила ее лет на десять, и она это знала. Ее зеленые глаза опухли от слез, лицо осунулось, на лбу, вокруг глаз и рта залегли глубокие морщины. Обычно безукоризненно уложенные волосы были растрепаны, и впервые за все время, что она себя помнила, на лице не было и следа косметики. Она ненавидела быть такой.

— Ну вот, голубушка. — В комнату вошла ее лучшая подруга, Сара, неся в руках две кружки чаю.

— Спасибо. — Елена отпила глоток.

— Ну что, это все нужно убрать в ящики? — спросила Сара, изо всех сил стараясь говорить бодро, хотя лицо ее выдавало недовольство нынешним состоянием комнаты.

Вдоль стен, возле камина, рядом со стульями — везде, где было к чему их прислонить, — возвышались кипы книг и журналов, брошюр разного цвета, формы и размеров. Виднелись старинные золотые корешки с поблекшими золотыми буквами и яркие глянцевые обложки.

Она грустно улыбнулась, вспомнив, как, бывало, эти высоченные стопки обваливались под аккомпанемент цветистых немецких объятий. Как отец время от времени предпринимал попытки запихнуть книги в переполненный шкаф и в конце концов наваливал такие же бастионы, но уже в другом месте, и они рушились с той же неуклонной закономерностью, как если бы были построены из песка.

К горлу подкатил ком; она почувствовала, как ее обняли за плечи.

— Все хорошо, — мягко проговорила Сара.

— Поверить не могу, что он умер. Что его и вправду больше нет, — всхлипнула Елена; плечи у нее дрожали.

— Знаю, — мягко ответила подруга.

— Никто не заслуживает такой смерти. После всего, что ему пришлось пережить, все эти муки… — Она посмотрела на Сару, ища в ее глазах поддержку, и нашла ее.

— Мир сошел с ума, — согласилась Сара, — убивать невинного в своей кровати, да потом еще…

Она замолчала, и Елена поняла: она не стала повторять то, что сказала ей всего несколько дней назад — а казалось, давным-давно. Что ее