Шторм на «Лазурном берегу» - Кристин Казон Страница 44

Как только Дюваль вышел из леса, на него тут же обрушился шторм. На мгновение у комиссара даже перехватило дыхание. С шумом и треском качались туда-сюда сосны, искривленные многолетними ветрами. Волны издалека не выглядели чересчур большими, но по длинным белым гребням можно было понять, что они достигали приличных по средиземноморским меркам размеров. Дюваль забрался слишком далеко на запад, и теперь шел назад параллельно морю, по Allee du Dragon, пока не поравнялся с бистро. Здесь он и обнаружил лестницу, о которой говорил Филипп Гантуа. Уже в самом низу Дюваль наткнулся на старика Дамьена. Тот стоял перед своим коттеджем и вглядывался в беспокойное море.

— Bonjour, monsieur! — поздоровался Дюваль.

— Bonjour, monsieur le commissaire!

Дамьен приложил руку ко лбу и козырнул. Потом его взгляд упал на резиновые сапоги.

— Я смотрю, вы уже совсем освоились. Прекрасно, прекрасно.

Дюваль скривился.

— У меня не было другого выбора. Вся одежда и обувь промокли.

— Ah oui,  так и живем, дождь да ветер, поэтому одеваться нужно соответствующе.

— Все в порядке? — спросил Дюваль, — Ничего больше не произошло?

— Если не считать шторма, ночь была тихой. Но спасибо, что спросили.

— Теольен еще у вас?

— Нет, этот малый не знает покоя, уже убежал в бистро.

— Мне кажется, что вы тоже не знаете покоя. Разве нет?

— Уже нет, комиссар, уже нет. Когда я был моложе, я постоянно куда-то бежал, прямо как он. Можете мне поверить. В детстве я ненавидел, когда родители каждые выходные тащили меня на остров. Но теперь мне здесь очень хорошо, лучше, чем где бы то ни было.

Было видно, что Дамьен не кривит душой. Жилистый старик, бронзовый загар, обветренное лицо, седые волосы и большие седые усы. Вокруг проницательных синих глаз — сеточки морщин. На кончике носа повисла капля. Старик, похоже, заметил это, так как вытащил из серых мешковатых брюк большой платок и вытер нос.

— Этот дом принадлежит вашей семье?

Дамьен слегка покачал головой.

— Мои родители подписали с городом Канны договор аренды на девяносто девять лет, так что может показаться, что он действительно наш, но я плачу арендную плату каждый месяц, и она, скажу я вам, приличная для этой обувной коробки.

Он на мгновение замолчал.

— Не хотите зайти на минутку? Могу я предложить вам чашечку кофе?

— Спасибо, от кофе откажусь, — улыбнулся Дюваль, — но с радостью поднимусь к вам на минутку. Нам нужно поговорить.

— Конечно, комиссар.

Старик взмахнул рукой. Дюваль поднялся по ступенькам и встал рядом с ним под небольшим козырьком. Отсюда поверх живой изгороди открывался вид на море. И более того, отсюда в серо-голубой дымке были видны белые домики на побережье Канн. А слева — пирс с яхтами. Все четыре судна по-прежнему стояли на якоре.

— Какой превосходный вид! — восхитился Дюваль.

— Да, — согласился старик и довольно кивнул.

— И вы живете здесь круглый год?

Дамьен бросил на Дюваля хитрый взгляд.

— Я знаю, к чему вы клоните, комиссар, — может, я и старик, но еще не тронулся умом! Заявляю официально: я живу у сына, здесь у меня второе место жительства, можете проверить. Но не хочу вас обманывать, мсье комиссар, вы, наверное, уже знаете, с тех пор как я ушел на пенсию, с 1995 года, я провожу здесь большую часть времени. Я оставил домик в Каннах сыну, так что по закону я живу с ним, но большую-часть времени провожу здесь. Так лучше, и для семьи тоже. Несколько поколений под одной крышей — из этого никогда ничего хорошего не получалось. Детям этот домик пока не слишком интересен. Я их понимаю… Меня раньше и самого не тянуло на остров. Но однажды он понравится и моему сыну. А если нет, неважно, я со своей стороны сделал все, что от меня зависело.

— А город продлит аренду, когда истечет девяносто девять лет?

Дамьен пожал плечами.

— Как знать, как знать. И между нами, тут у каждого жильца своя история аренды, не похожая на другую. Знаете, множество подводных камней и течений, так что все держат ухо востро. Моя матушка когда-то училась в одном классе с женой мэра, так мы и получили этот дом. Что насчет остальных, не знаю. Может, им и пролонгируют договоры, а может, и нет. Все предпочитают об этом молчать. А что произойдет, когда закончится мой договор? — он снова пожал плечами. — Иногда это и неплохо, что договоры заканчиваются, — он указал на соседний коттедж, крыша которого была покрыта синим полиэтиленом, прижатым к черепице большими булыжниками; концы полиэтилена хлопали на ветру. — Крыша прохудилась, и всякий раз, когда идет дождь, дом заливает. Но никого это не волнует. Я положил на него полиэтилен, потому что не хочу, чтобы дом рухнул. Понимаете? Я каменщик. То есть был каменщиком, сейчас я на пенсии. Но за свою жизнь я построил много домов. Мне нравятся дома и не нравится, когда они разрушаются. Сегодня ночью, во время шторма, я боялся, что полиэтилен сдует, и мы вместе с Жаном-Луи положили на него, еще несколько булыжников.

— А что его нынешний арендатор? Его это совсем не беспокоит?

— Ах, его уже давно здесь не было. Но он судится с городом по любому поводу. Он говорит: раз крыша прохудилась, пусть город ее и чинит, — старик махнул рукой. — Ну да бог с ним.

— Очень похоже на историю той гостиницы, о которой рассказывала мадам… э-э-э… как ее звали?

— А, — Франсуаза, Франсуаза Обер, — подсказал старик. — Да, вы затронули больной вопрос. Очень жаль, что так получилось. А Франсуаза, вы видели ее, она немного не в себе. Люди называют ее сумасшедшей, грубовато, как по мне. Она совершенно обнищала. И не может смириться с этим. Но что ей остается делать?. Только рассказывать всем о гостинице. Но все знают ее историю, и никто больше не хочет ее слушать, — он вздохнул. — Но ей тоже пришлось нелегко: свекровь была палец в рот не клади, держала в железном кулаке и отель, и сына, и ей было, наверное, лет сто… — он сделал паузу. — А знаете, это был действительно красивый отель, «Железная маска». Его построила Жанна Обер, свекровь Франсуазы. Но потом начались войны… а во время Второй мировой войны в гостиницу даже заселились немцы… ну, она долго терпела убытки, а когда отель снова открылся в пятидесятые годы, Жанна думала, что сможет вести дела