Шторм на «Лазурном берегу» - Кристин Казон Страница 43

Филипп Гантуа. — К тому же здесь на каждой большой развилке висят карты маршрутов. Место, где вы находитесь, указано красной точкой. Остров, как-никак, туристическая достопримечательность. Мы не можем позволить, чтобы все эти итальянцы, немцы и китайцы заблудились в лесу. Как выйдете за ворота, сверните направо и идите по второй аллее, которая ведет отсюда. Это Allee des Eucalyptus. Ее невозможно не заметить, потому что на ней растут гигантские эвкалипты. Вы их узнаете, даже если не разбираетесь в ботанике, — лесник позволил себе улыбнуться. — Эта аллея ведет прямо к крепости. Но вам нужно, дайте подумать, на первой, второй… на третьей развилке свернуть налево. Вы сделаете большой крюк и окажетесь на Allee de Dragon. Вы наткнетесь на крутую лестницу, спуститесь по ней, и вы на месте. Это самый короткий и прямой путь. Если рассказывать, кажется, что очень далеко, но тут не более километра. Остров ведь всего девятьсот метров в ширину. Десять минут прогулочным шагом.

***

А потом Дюваль все-таки заблудился. Как будто ноги в странных толстых носках и не менее странных резиновых сапогах сами выбрали себе путь. Он шел, как и объяснял лесник, по аллее, усаженной эвкалитовыми деревьями. Вокруг него кружились в порывах ветра кора, листья и сухие ветки. Время от времени до него доносился слабый запах эвкалипта. Эти могучие деревья поражали воображение. Интересно, как долго они здесь растут, кто из тех, кто жил на этом острове или завоевывал его, их посадил? Филипп Гантуа наверняка мог бы ему рассказать. С этими мыслями комиссар совершенно забыл, что нужно считать развилки, и, остановившись на одной из них, так и не понял, была она второй или третьей. Он огляделся, но не обнаружил никаких указателей и, недолго думая свернув на небольшую дорожку, через несколько минут уткнулся в стену муниципального кладбища.

На острове было три кладбища. До недавнего времени лишь два из них в некоторым смысле представляли для острова историческую ценность. Во время Крымской войны в XIX веке крепость была временно переоборудована под военный госпиталь, а умершие в ней солдаты были похоронены на отдельном кладбище рядом с крепостью. Чуть поодаль располагалось еще одно кладбище, мусульманское. Достаточно большое, но практически незаметное для глаза простого туриста. На нем был погребен клан эмира Абделькадира — участники восстания против французских колонизаторов. Сам эмир и его родня были сосланы на остров Сент-Маргерит, где и умерли от сыпного тифа из-за непригодной для питья воды.

А вот о крошечном муниципальном кладбище вплоть до наших дней никто не вспоминал. Даже коренные каннцы не знали о его существовании, а если и знали, то им было все равно. Но внезапно оно попало на первые полосы газет. А все потому, что на нем была похоронена Флоранс Арто, великая яхтсменка, погибшая несколько месяцев назад при крушении вертолета. После этого о кладбище заговорил весь город. Дювалю вспомнились письма возмущенных читателей, приходившие в редакцию газеты «Нис-Матэн». Люди задавались вопросом: по какому праву женщина, не имевшая корней в этом регионе, была похоронена здесь, на крошечном муниципальном островном кладбище в Каннах, хотя строгие правила захоронения гласили, что здесь могли быть погребены лишь коренные каннцы, чья семейная история была связана с островом? В самом деле, Флоранс Арто родилась в Гренобле, как и ее брат Жан-Мари, однако молодой человек, окончивший жизнь самоубийством, некоторое время назад обрел последнее пристанище на этом острове, поскольку страстно любил его, а бывший мэр Канн являлся другом юности его отца. И вот затем вечный покой на Сент-Маргерит обрела и Флоранс Арто. Каннцы до сих пор спорят, были ли эти похороны честью или позором для города. Но после того как тело великой яхтсменки без лишней огласки и в присутствии узкого круга близких и друзей было предано земле, маленькое кладбище превратилось в место паломничества ее почитателей.

Сначала Дюваль встал на цыпочки и заглянул за стену, а затем нажал на ручку калитки. Та открылась. Помимо ухоженных солдатских могил времен войны 1870 года здесь было много обычных надгробий солдат Первой и Второй мировых войн. Из-за своего стратегического положения остров во все эпохи был местом ожесточенных боев — два больших бетонных бункера до сих пор напоминают о немецкой оккупации в годы Второй мировой. Дюваль насчитал всего около двадцати военных захоронений — простой камень или кресты из кованого железа, воткнутые прямо в землю. Ни имен, ни фотографий, указывающих на то, кто здесь лежит.

Цветов на этих могилах тоже не было. Да и вообще немногие захоронения удостаивались регулярного посещения. Лишь на некоторых памятниках Дювалю удалось прочесть надписи, вырезанные на камне, и обнаружить черно-белые фотографии покойных. Некто Жано смотрел с задором из-под козырька капитанской фуражки. С надгробного памятника по соседству, установленного, судя по дате смерти, чуть позже, сурово взирала на мир старушка в шляпе. Чуть ниже была фотография ее недавно почившего сына, Жана-Луи Обера.

Стоп. Ведь так звали несчастного владельца гостиницы, с вдовой которого комиссар познакомился вчера. Дюваль сопоставил даты смерти матери и сына. Да, не исключено.

Он немного постоял и у могилы Флоранс Арто. Здесь, как и на могиле ее брата, росли живые цветы. Их хорошо потрепало дождем и ветром. Глядя на эти надгробия, Дюваль вспомнил строки из песни Жоржа Брассенса. Брассенс хотел быть похороненным на кладбище в родном городе Сет и сочинил по этому поводу поэму, которую положил на музыку. Поэма называлась «Ходатайство о погребении на пляже в Сете»: Juste аи bord de la тег, ä deux pas des fiots bleus, Creusez, si c’est possible, un petit trou тоelleих[31].

Дюваль помнил слова, но вот мелодию он, как бы ни нравилась ему музыка, вспомнить не мог, потому что был абсолютно лишен музыкального слуха. Брассенс, как того и желал, был похоронен на маленьком кладбище, и с его скромной могилы действительно видно море. Дюваль, обожавший Брассенса, убедился в этом собственными глазами. Но маленькое кладбище на Сент-Маргерит было спрятано в лесу. Дюваль, ужасно фальшивя, напел еще несколько строк из «Ходатайства». В них говорилось о переполненной семейной могиле. Брассенс в шутку просил лежащих в ней съехать и освободить место для младших: Poussez-vous donc un реи! Place aux jeunes en quelque sorte[32].

Place aux jeunes en quelques sortes… Дюваль внезапно почувствовал, что его настигла реальность. Двух мужчин, еще молодых, теперь также ждали места в семейных могилах, где бы эти могилы ни находились. Но один из них все еще лежал в кабинете судебного медика,