Миллиарды Арсена Люпена - Морис Леблан Страница 48

Инспектор Гуссо снова пожал плечами:

– Очень возможно… но я там не был.

– Я тоже…

– Следовательно, нет никаких доказательств, что все происходило именно таким образом, что кто-то другой, а не сам этот господин Бартелеми подготовил убийство мадемуазель Гаверель.

– Действительно, никаких доказательств нет, – признался Рауль.

Однако уже наступил час обеда. Господину Русслену нужно было возвращаться в Париж, да и пустой желудок начинал его терзать. Он тихо осведомился у слуги, нет ли поблизости какого-нибудь хорошего ресторана.

– Господин следственный судья, – вмешался Рауль д’Аверни, – если вы окажете мне честь и примете мое приглашение, то, полагаю, мы неплохо пообедаем у меня дома…

Он пригласил также и инспектора Гуссо, который с досадой отказался, не желая прерывать расследование. Роланда отвела Рауля д’Аверни в сторону и взволнованно сказала ему:

– Месье, я верю в вас. Моя сестра будет отомщена, ведь правда?.. Я так ее любила…

Он подтвердил:

– Ваша сестра непременно будет отомщена. Но мне кажется, что именно вы, мадемуазель, могли бы… – Он посмотрел ей прямо в глаза и повторил: – Да-да, именно вы можете мне помочь… Нужно распутать сложное дело, в котором у нас нет пока ни малейшей ясности. Постоянно помните об этом. Подумайте, не было ли у вашей сестры врага; не было ли в ее жизни чего-то, что могло вызвать зависть или ненависть… И если вспомните, сразу сообщите мне. Я же со своей стороны полностью в вашем распоряжении… и мы вдвоем обязательно добьемся правды.

Глава 4

Инспектор Гуссо наносит удар

Обед, на который Рауль пригласил Русслена и на котором также присутствовал Фелисьен Шарль, пришелся следственному судье весьма по вкусу, так что он не жалел восклицаний и похвал:

– Ах, какой лангуст!.. А сотерн!.. А пулярка!..

– Я знал вашу слабость, господин судья, – сказал ему Рауль.

– Неужели? Но от кого?

– От одного из моих друзей – Буажене, который был на слушании того знаменитого дела о замке д’Орсак, где вы совершили настоящее чудо.

– Я? Я просто позволил событиям идти своим чередом.

– Да, мне известна ваша теория. Когда происходит преступление на почве ревности, сами актеры этой драмы, пускаясь в разгул страстей, постепенно рассеивают мрак.

– Совершенно верно, и очень жаль, что сегодня мы не имеем дело с таким же случаем. Кража денег, кража ожерелья… ничего интересного.

– Кто знает? Ведь для Элизабет Гаверель была приготовлена ловушка.

– Да, ловушка с подпиленными сваями. Но если говорить серьезно, вы действительно верите в эту комбинацию? Что это были два отдельных преступления?

– Прежде всего, господин следственный судья, не принимайте меня за сыщика-любителя, который кичится своими жалкими способностями. Нет… Я много читал… Но отнюдь не детективы – они наводят на меня смертельную скуку… – а «Судебный бюллетень» и описания реальных преступлений. И это чтение пошло мне на пользу: я получил определенный опыт и обзавелся собственным взглядом на вещи… Иногда он бывает правильным… а иногда совершенно ошибочным… Тем не менее он порой позволяет мне болтать, что в голову придет, чтобы произвести впечатление на второразрядных полицейских… вроде нашего славного инспектора Гуссо. Но суть состоит в том, что все это чертовски непонятно! Ясно здесь пока только одно, – добавил он, смеясь, – а именно: месье Филипп Гаверель не хочет, чтобы его подозревали в сокрытии денег. Но давайте представим, что его серая холщовая сумка нашлась, – какая от нее польза, если она пуста?

– Вот-вот, – подхватил господин Русслен, – ведь вор первым делом откроет сумку и завладеет содержимым. Так что вероятность найти деньги очень мала.

Фелисьен молчал. Во время трапезы он внимательно слушал Рауля д’Аверни, но ни разу не присоединился к разговору.

Около трех часов господин Русслен вместе со своими спутниками вернулся в сад «Клематисов», где их уже ждал старший инспектор.

– Итак, господин инспектор, что нового?

Гуссо принял самый что ни на есть бесстрастный вид:

– Хм! Ну, не то чтобы много. Я наведался в клинику, где навестил Жерома Эльмаса и поговорил с врачами. Хотя его жизнь вне опасности, мне не позволили допросить его как следует. Он лишь сообщил, будто ему показалось, что неизвестный, напавший на него, свернул с тропинки, которая ведет к пруду.

– А нож, которым было совершено преступление?

– Его найти не удалось.

– А что с другим раненым?

– Он по-прежнему в тяжелом состоянии, и врачи не решаются давать прогноз.

– О нем ничего не известно?

– Ничего.

Старший инспектор помолчал, а потом якобы между прочим добавил:

– Однако я установил относительно него некий любопытный факт.

– О! Какой же?

– Этот субъект был вчера в этом саду.

– Что вы такое говорите?! В этом саду?

– Именно так.

– Но каким образом он сюда попал?

– Видите ли, сначала он пробрался на виллу следом за месье Шарлем Фелисьеном, который после убийства мадемуазель Элизабет захотел увидеться с ее сестрой Роландой.

– А потом?

– А потом он затерялся среди зевак, сбежавшихся на звуки выстрелов и пытавшихся всеми правдами и неправдами проникнуть в дом, пока полиция не навела там порядок.

– Вы уверены?

– Так утверждали люди, которых я допросил в клинике.

– Это, конечно, случайность, – обратился следственный судья к Фелисьену, – что незнакомец вошел в дом одновременно с вами?

– Я никого не видел, – ответил Фелисьен.

– Никого не видели? – повторил за ним Гуссо.

– Нет.

– Странно. А вот свидетели сказали, что вы с ним разговаривали.

– Вполне возможно, – ответил молодой человек без тени смущения. – Я действительно разговаривал с теми, кто там был, – с жандармами, с соседями.

– И вы не обратили внимания на рослого парня с галстуком-бабочкой в белый горошек, смахивающего на художника?

– Нет… а может, и обратил… не знаю… я был так взволнован.

Наступила пауза. Затем инспектор Гуссо продолжил:

– Вы живете во флигеле виллы месье д’Аверни, здесь присутствующего?

– Да.

– Вы знакомы с садовником виллы?

– Конечно.

– Так вот, этот садовник утверждает, что вчера, когда прозвучал выстрел, вы сидели перед домом…

– Совершенно верно.

– Причем с господином, который уже приходил к вам два или три раза. Однако этот господин и есть наш художник. Садовник буквально только что опознал его в клинике.

Фелисьен покраснел, вытер покрывшийся испариной лоб и после минутного колебания ответил:

– Я не знал, что вы имеете в виду его. Еще раз повторяю: я был так расстроен, что не могу сказать, зашел ли он вчера одновременно со мной в «Клематисы» и находился ли вместе со мной в толпе.

– Как зовут вашего друга?

– Он мне не друг.

– Не важно! Как его зовут?

– Симон Лорьен. Он как-то подошел ко мне, когда я рисовал на берегу озера. Сказал, что тоже художник, что не знает,