Энн Перри - Утопленник из Блюгейт-филдс Страница 39

— Сифилиса? — умышленно уточнил Питт.

Гилливрей в отвращении поморщился, его гладко выбритые щеки залились румянцем.

— Да. Это проститутка — женщина по имени Абигайль Винтерс.

— Значит, не таким уж невиновным он был, наш Артур, — заметил Питт с удовлетворением, которое не смог бы объяснить. — И что дает вам повод думать, что именно она источник заболевания?

— Я показал ей портрет Артура — фотокарточку, полученную от его отца. Она узнала его и призналась, что была с ним знакома.

— Вот как? А почему вы говорите «призналась»? Она что, совратила его, как-то обманула?

— Нет, сэр. — Гилливрей вспыхнул от досады. — Она шлюха, и никак не могла оказаться в том обществе, где бывал Артур.

— Значит, он сам к ней пришел?

— Нет! Его привел Джером. Я это доказал!

— Его привел Джером? — опешил Питт. — Для чего? Определенно, ему меньше всего было нужно, чтобы у Артура проснулся вкус к женщинам. Это же какая-то бессмыслица!

— Ну, бессмыслица или нет — но Джером это сделал! — самодовольно отрезал Гилливрей. — Похоже, ему также нравилось наблюдать за этим со стороны. Он сидел и смотрел. Знаете, мне хочется собственноручно вздернуть мерзавца на виселицу! Обычно я не присутствую при казнях, но эту я не пропущу ни за что!

Питту нечего было сказать. Конечно, он проверит показания, лично встретится с этой женщиной, но теперь спорить было уже очень трудно. Виновность Джерома убедительно доказана, остались лишь самые иллюзорные и сюрреалистические сомнения.

Протянув руку, инспектор взял листок бумаги, на которой рукой Гилливрея были записаны имя и адрес. Это было последнее, чего не хватало для суда.

— Если вам это доставит удовольствие, — резко произнес инспектор. — Лично я не могу сказать, что мне когда-либо доставляло удовольствие наблюдать, как человека вешают. Любого человека. Но вы поступайте как вам угодно.

Глава 6

Судебный процесс по делу Мориса Джерома начался во второй понедельник ноября. Шарлотте до этого еще ни разу не доводилось бывать в здании суда. Ее интерес к расследованиям, которыми занимался ее муж, в прошлом был весьма значительным; больше того, в нескольких случаях она принимала в них самое деятельное участие, нередко разоблачая преступника с риском для жизни. Однако для нее все неизменно завершалось арестом: молодая женщина считала дело закрытым, как только в нем не оставалось тайны. Ей было достаточно лишь узнать исход судебного разбирательства — присутствовать на нем лично у нее не было ни малейшего желания.

Однако на этот раз Шарлотта решительно вознамерилась находиться в зале, своим присутствием оказывая моральную поддержку Эжени Джером, для которой, несомненно, предстоящее испытание обещало быть крайне мучительным, каким бы ни был приговор. Даже сейчас молодая женщина не могла сказать точно, какой вердикт суда она ожидает. Как правило, она полностью доверяла Томасу, однако в данном случае она чувствовала в нем какую-то внутреннюю печаль, более глубокую, чем просто душевные страдания по поводу трагедии преступления. Это было чувство неудовлетворенности, какой-то неполноты — Томасу нужны были ответы, которых у него не было.

Но в то же время если убийца не Джером, то кто? Не было даже никаких свидетельств причастности кого-то еще. Все свидетели неопровержимо указывали на наставника: ну не могли же все лгать? Это было невозможно, и все же сомнения оставались.

В голове у Шарлотты сложился мысленный образ Джерома, несколько нечеткий, немного размытый в деталях. Она была вынуждена постоянно напоминать себе, что образ этот построен в основном на словах Эжени, а ту ну никак нельзя было назвать непредвзятой. И, разумеется, на том, что сказал Томас; но можно ли было считать непредвзятым его? Эжени тронула его при первой же встрече. Она была такой беззащитной; у него на лице отразилось сострадание, стремление защитить ее от страшной правды. Наблюдая за своим мужем, Шарлотта злилась на Эжени за то, что та такая слабая, такая невинная, такая женственная.

Однако теперь это уже не имело значения. На что похож Морис Джером? Со слов тех, кто его знал, у Шарлотты сложилось впечатление, что этот человек не подвержен эмоциям. Он не выказывал ни внешних чувств, ни тех чувств, которые тлеют глубоко внутри, прорываясь наружу лишь втайне от чужих глаз, в порыве неудержимой страсти. Джером был абсолютно холодный; его устремления были скорее интеллектуальные, чем чувственные. Он обладал жаждой к знаниям, к положению в обществе и влиянию, которое оно давало; он стремился выделяться своими манерами, речью и одеждой. Джером гордился своим прилежанием и тем, что у него есть знания и умения, отсутствующие у других. Он также втайне гордился своими абсолютными успехами в таких науках, как латынь и математика.

Неужели все это было лишь великолепной маской, под которой скрывалась неуправляемая жажда плотских утех? Или же Джером был именно тем, кем казался: человеком холодным, в чем-то ущербным, от природы слишком замкнутым в себе, чтобы испытывать какие-либо сильные чувства?

Какой бы ни была правда, Эжени предстояло испить чашу страданий до дна. И самым меньшим, что могла сделать для нее Шарлотта, было присутствовать в зале суда, чтобы в море любопытных, обвиняющих лиц нашлось хотя бы одно, полное сострадания, чтобы рядом находился друг, с которым Эжени могла бы переглянуться, убеждаясь в том, что она здесь не одна.

Шарлотта приготовила для мужа чистую сорочку и свежий галстук, почистила и погладила его лучший сюртук. Она не сказала ему, что сама также собирается отправиться в суд. Шарлотта поцеловала Питта на прощание в четверть девятого, напоследок еще раз поправив ему галстук. Затем, как только за ним закрылась дверь, она вихрем вернулась на кухню и в мельчайших подробностях проинструктировала Грейси относительно ее обязанностей по дому и уходу за детьми на весь день. Та заверила ее, что в точности выполнит все указания и должным образом справится с любой непредвиденной ситуацией.

Приняв заверения служанки, Шарлотта от всего сердца поблагодарила ее и отправилась к себе в комнату, переоделась в единственное черное платье, имевшееся у нее, и довершила наряд очень красивой вызывающей черной шляпкой, в свое время отвергнутой Эмили. Сестра присутствовала в этой шляпке на похоронах какой-то герцогини, а затем, узнав о необычайной скаредности покойной, так сильно ее невзлюбила, что тотчас же избавилась от шляпки и купила себе другую, еще более дорогую и стильную.

У этой же шляпки были широкие щегольские поля, обилие вуали и восхитительные перья. Она очень шла Шарлотте, подчеркивая черты ее лица и большие серые глаза, и при этом придавала ей оттенок загадочности.