Куинн Фосетт - Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе Страница 26

— Каким образом вы собираетесь разбогатеть? — спросил немец. Он бросил один-единственный мимолетный взгляд на татуировку, украшавшую мое запястье, и сразу же отвел глаза. — Жаль, что столько воды разлилось.

— Завещание. Отцовское завещание, — пробормотал я и приступил к многократно отрепетированной истории. — Он оставил деньги под опекой. А они мои, по всем законам — мои. — Я сделал мысленное усилие, чтобы не показать, что больше не нахожусь под действием дурмана, прежде чем он снова примется топить меня. Это оказалось труднее, чем я ожидал. Мне хотелось выскочить из ванны и задушить этого чертова немца. — Мне нужны деньги, чтобы платить адвокатам и судьям, будь они прокляты.

— Ах. Вот. Как, — раздельно произнес он, выпустил меня, шагнул к двери и с грохотом захлопнул ее за собой.

Как только он вышел, меня охватила дрожь: только сейчас паника запустила в меня свои ледяные когти. До этого момента я держался неплохо, учитывая безвыходное положение, в котором оказался, но в эту минуту осознал, насколько близок был к смерти. Утонуть в ванне захудалой гостиницы — что может быть постыднее. Может быть, Викерс прислал этого немца, чтобы тот помог мне свести счеты с жизнью? Может быть, Майкрофт Холмс ошибся, считая, что Викерс должен был узнать татуировку? А может быть, Викерс каким-то образом узнал, что я не тот, за кого выдаю себя? Я зябко съежился в горячей воде и стиснул зубы, чтобы они не стучали. Усыпляющее действие наркотика — а в том, что меня усыпили наркотиком, не могло быть сомнений — кончилось. Мгновенно голова разболелась так, что недавние страдания, порожденные морской болезнью, показались мне приятным отдыхом. Грудь казалась заложенной, как при сильной простуде. Все, что мне удалось сделать, это принять такое положение, в котором я мог бы выбраться из ванны, когда окажусь в силах подняться на ноги. Я подумал о блокноте с ключом к шифру, который держал в руке и вовремя уронил на дно чана, прикрыв своим телом. Конечно, он размок и стал непригоден к использованию. Я проклял свою неосторожность. Голова разболелась еще сильнее, будто в ней разорвалась бомба.

Когда я вновь пришел в себя, вода уже совсем остыла, а ванная была погружена во мрак. Голова гудела, словно неподалеку непрерывно били в большой гонг, а суставы не гнулись и скрипели, как несмазанные ворота. Я, дрожа от холода, с трудом вылез на пол, завернулся в полотенце и попытался согреться, размахивая руками и усиленно растираясь. Хотя мне было все так же холодно, как утопленнику, плавающему в Северном море, но сознание все больше прояснялось, и мне уже не казалось, что я при любом движении могу упасть в обморок от слабости. Напялив халат, я потянулся за костюмом и без удивления обнаружил, что его тщательно обыскали, а мой нож пропал.

К своей великой досаде я знал, что мне следует жаловаться, иначе может последовать еще один допрос и, вероятно, еще менее приятный, чем тот, который устроил мне немец, сидевший на краю ванны. Поэтому я завернулся в халат и поплелся вниз по лестнице, громко призывая хозяина. По моему тону любой должен был понять, что со мной никакие штуки не пройдут.

На мои крики из какой-то двери, наверно, из собственных комнат, выбежал хозяин. Я, в образе дурно воспитанного и готового к решительным действиям мистера Джеффриса, стоял в холле, уперев руки в боки.

— Куда вы обращаетесь, когда в вашей гостинице оскорбляют, а может быть, и грабят людей, путешествующих по поручению своих хозяев? — грубо спросил я.

— Мистер Джеффрис, — ответил хозяин, — умоляю вас, говорите потише… — мрачное выражение лица делало его похожим на настороженную собаку, которая не может решить, завилять ли ей хвостом или зарычать на прохожего.

Я немедленно закричал в полный голос:

— Ах, так вы не хотите, чтобы другие постояльцы знали, что с ними может случиться в вашем заведении, вот что! Вы хотите, чтобы на них нападали так же, как на меня? — я решительно шагнул вперед. Сказать по правде, моя голова болела так, словно череп грызла стая мышей, а лента, закрывавшая глаз, жгла голову так, словно была сделана из раскаленного докрасна металла. — А почему бы мне не предупредить несчастных о порядках, которые вы завели в своем притоне?

— Мистер Джеффрис… — пытайся протестовать хозяин.

— Да, — воинственно продолжал я. — Я должен предостеречь их, это моя обязанность. Вы не согласны со мной?

Действие моих язвительных насмешек оказалось куда сильнее, чем я предполагал. Хозяин в страхе съежился.

— Может быть, будет лучше, если вы сначала расскажете мне, что произошло? Я вижу, что вы расстроены.

— Вы называете это «расстроен», — ядовито воскликнул я. — И вы чертовски правы. Любой, у кого в черепушке осталась хоть капля мозгов, расстроился бы. — Мне очень хотелось лечь и закрыть глаза и лоб прохладным компрессом, но я не мог позволить себе отвлечься. — Так вот, раз уж вы так хотите знать: только я успел лечь в ванну, как какой-то здоровенный мерзавец, животное, ворвался ко мне и принялся топить меня.

— Топить вас? Но почему? — опешил хозяин.

— Хорошо вам спрашивать, — огрызнулся я, пытаясь сдержать тошноту, нахлынувшую на меня, когда я слишком резко качнул головой. — Он хотел выудить из меня сведения, не остановился перед насилием. Думаю, что он подсыпал мне в воду какого-то дурману, иначе с чего бы у меня так раскалывалась голова. Мой хозяин будет очень недоволен вашей работой, — добавил я и посмотрел, какой будет реакция на эту угрозу.

— Par bleu,[6] кому же такое может прийти в голову? — Но его глаза бегали, и я проникся уверенностью, что он знает ответ на этот вопрос, хотя вряд ли сознается в этом. Он боялся, ноне меня. Из этого следовало, что человек, напавший на меня, или не был агентом Викерса, или же хозяин не очень боялся, что я пожалуюсь своему лондонскому патрону. Но кто же тогда этот немец и почему он хотел утопить меня?

— Вам стоит получше заботиться о других своих постояльцах. Вдруг эта скотина попытается взяться за кого-нибудь еще? Вот так-то. Мистер Викерс будет очень недоволен.

Я несколько усилил свою предыдущую угрозу в надежде, что имя все же заставит хозяина заволноваться, и с изумлением увидел, что тот побледнел и перекрестился.

— А, вам это не нравится? — воскликнул я. — Ладно, тогда попытайтесь выяснить, кто же все-таки напал на меня. — С этими словами я стиснул зубы, чтобы приглушить головную боль, и, двигаясь с преувеличенной осторожностью, как пьяный, направился в свой номер.

Закрыв за собой дверь, я увидел, что номер обыскивали. Моя одежда была разбросана по полу, ящики из комода вынули и тоже вывернули на пол, кровать отодвинули в сторону, матрас, сброшенный с кожаной сетки, валялся рядом. Пистолета, конечно, не было. Это не удивило меня, но все же привело в уныние. Я решил отложить осмотр багажа наутро. Может быть, завтра боль утихнет и голова будет работать лучше. Сейчас же я просто не мог доверять себе: у меня не хватало сил, чтобы быть внимательным. Поэтому я водрузил матрас на место, положил подушку и простыни и улегся.