Артур Дойль - Собрание сочинений. Том 1 Страница 12

Конан Дойля привлекают цельные, жизнелюбивые и волевые характеры, героями его исторических романов выступают люди, чуждые религиозного фанатизма и сословной ограниченности, проникнутые свободолюбивым духом, наделенные чувством личного достоинства. Обращаясь от прошлого к современности, он духу наживы и буржуазному хищничеству стремится противопоставить дух бескорыстия и благовидной деятельности, дельцам-живоглотам — деловых людей иного склада. Вместе с тем он невольно обнажает зависимость неприглядных и преступных явлений, злобных характеров и зловещих замыслов от условий жизни, как он это делает, например, в «Торговом доме Гердлстон», в социально-бытовом романе с криминальным и детективным сюжетом.

Хотя исторические романы Конан Дойля, а также «Торговый дом Гердлстон» имели успех, все же им не была суждена столь долгая и постоянная жизнь в читательской памяти, какая была у книг о Шерлоке Холмсе. Да и научно-фантастические повести Конан Дойля оказались в этом смысле удачливее. «Затерянный мир», «Отравленный пояс», «Маракотова бездна» — именно фантастические свои произведения, и прежде всего «Затерянный мир», Конан Дойль посвятил «мальчику, наполовину ставшему мужчиной, или мужчине, наполовину остающемуся мальчиком», то есть читателю, готовому отправиться в страну вымысла. Впрочем, фантазируя, Конан Дойль также добивался достоверности.

Работая над «Затерянным миром», населяя плато на Амазонке разными доисторическими животными, Конан Дойль консультировался со специалистами. На него, в частности, оказал влияние своими трудами и советами зоолог Эдвин Рей Ланкестер. «Как насчет гигантской змеи длиной в шестьдесят футов? — предлагал Ланкестер Конан Дойлю новых обитателей „Затерянного мира“. — Или зверя, похожего на кролика, а величиной с быка?»

«Затерянный мир» вышел самой удачной и убедительной научно-фантастической книгой Конан Дойля. Вот почему, должно быть, подобно тому, как искали на Бейкер-стрит дом Шерлока Холмса, современные летчики, пролетая над Амазонкой, высматривают плато, описанное Конан Дойлем.

В поздних книгах сказались кризисные настроения, владевшие тогда писателем. Фантазия там переставала быть трезвой, она наполнялась мистикой.

Конан Дойля всегда внутренне задевало, что книги, которые писались у него как бы сами собой, оказывались лучше его же произведений, требовавших большего труда. Если бы было наоборот, полагал Конан Дойль, «я занимал бы иное положение в литературе». У него не было болезненного самолюбия или честолюбия. Напротив, он отдавал себе отчет в своих творческих возможностях. О многом говорит тот факт, что на предложение завершить оставшийся незаконченным последний роман Р. Л. Стивенсона «Сент-Ив» Конан Дойль ответил отказом: Стивенсон слишком хороший писатель, чтобы он, Дойль, мог как бы то ни было равняться с ним…

Его тревожило другое.

Принадлежа к поколению Оскара Уайльда, Дж. Б. Шоу, Джозефа Конрада, Джерома К. Джерома, Р. Киплинга, Г. Дж. Уэллса и Дж. Голсуорси, Конан Дойль тем не менее не попадал в разряд «серьезных литераторов», а числился каким-то развлекателем. В молодости он попробовал писать, подражая Генри Джеймсу, мэтру «серьезной литературы». Не вышло: он не владел психологизмом. Р. Л. Стивенсон, который с блеском проявил себя во многих жанрах, также оставался недосягаем для него.

Уровень, составлявший предел мечтаний Конан Дойля, требовал, в частности, резко индивидуального, изысканного стиля. А его язык был подвижен, легок, прям, но не более. Не доставало богатства оттенков. И как ему было тягаться с литераторами-психологами, когда наиболее выразительное лицо, им созданное, не допускало, по его собственному признанию, светотени? И читательская популярность, по размаху которой Конан Дойль мог поспорить с самим Стивенсоном, не успокаивала его. Он искал прочной литературной репутации.

Все это говорит о требовательности писателя к себе. Между тем он мог бы чувствовать себя спокойнее: его место и в читательской памяти и в истории английской литературы определенно и оригинально. Оно заметно для всех.

Конечно, были ценители, которые смотрели на Конан Дойля свысока. Тот же Генри Джеймс говорил как-то Уэллсу о «бессилии своей выдумки» и тут же прибавлял: «Это скорее для Конан Дойля», — считая занимательность сюжета чем-то второстепенным и второсортным.

Конан Дойль думал иначе.

Быть понятным, интересным и умным — вот требования, которые он предъявлял писателю. Некоторые крупные литераторы, отмечал он, иногда сполна удовлетворяют последнему условию, однако два первых им никак не даются, и дорога к читателю закрыта для них. Такова была судьба выдающегося английского романиста и поэта Джорджа Мередита, которого Конан Дойль знал лично и ставил как мастера очень высоко. Конан Дойль же старался по мере своих сил следовать всем трем пунктам, и книги его до сих пор не выпускают из рук читатели самых разных стран и возрастов.

«Много было писем из России», — вспоминал в автобиографии Конан Дойль, говоря об откликах на свои произведения, главным образом на рассказы о Шерлоке Холмсе. Конан Дойля знают у нас давно, и большинство его художественных произведений переведено.

У нас ценили и ценят Конан Дойля за талант увлекательного рассказчика, за его жизнелюбие и веру в человека и его разум, за силу фантазии и мастерство, с каким он строит напряженный детективный или приключенческий сюжет, за серьезное отношение к писательскому труду и уважение к читателю, который любит занимательное чтение.

Настоящее восьмитомное собрание сочинений Конан Дойля не является полным. И в Англии не издан «полный Конан Дойль». У него, автора семидесяти книг, слишком многое не выдержало испытания временем. Сам Конан Дойль стремился отдать трезвый отчет в своих творческих успехах и неудачах. В его автобиографии и письмах встречаются прямые признания: «мне удалось» или, напротив, «не получилось»… Эти авторские оценки не всегда совпадают с объективным значением тех или иных его произведений, но необходимость отбора очевидна.

Что же читатель найдет в нашем собрании? Образцы художественной прозы писателя, лучшие его романы, повести и рассказы. Публицистические и очерковые его книги, в том числе упоминавшиеся выше «Война в Южной Африке», «На трех фронтах» и другие, остаются, естественно, за рамками издания.

Произведения в собрании расположены в хронологическом порядке, однако выделены сложившиеся циклы. Выделены, например, повести и рассказы о Шерлоке Холмсе — они занимают три начальные тома. При распределении по томам других повестей и рассказов также учитывалась их принадлежность к тематическим или иным циклам.