Грант Аллен - Дело врача Страница 11

— Она из театральной среды? — поинтересовался я, взглянув наконец на Холсуорси.

— Н-не совсем, — неопределенно отозвался он.

Я вытянул губы трубочкой, выпустил колечко дыма и продолжил допрос наугад:

— Мюзик-холл?

Он кивнул, но поспешил уточнить с горячностью, за которой крылось желание проявить справедливость к невесте, как бы сильно ни привлекала его Дафне:

— Девушка не становится менее порядочной только оттого, что она поет на сцене мюзик-холла!

— Разумеется, — согласился я. — Леди есть леди. Никакое занятие само по себе не может лишить ее этого звания… Но сцена мюзик-холла, согласитесь, редко способствует соблюдению добродетели.

— Так что же, вы разделяете предрассудки толпы?

— Помимо всяких предрассудков мир мюзик-холлов таков, что девушку, имеющую к нему отношение, трудно представить вместилищем всех добродетелей без достаточно веских доказательств.

— Я уверен, что она хорошая девушка, — с заминкой ответил Холсуорси.

— Тогда почему вы хотите бросить ее?

— Я не хочу. В этом-то все и дело. Напротив, я намерен сдержать свое слово и жениться.

— Только для того, чтобы сдержать свое слово? — удивился я.

— Именно, — кивнул он. — Это вопрос чести.

— Слабое основание для брака. Учтите, что я вовсе не намерен как-то повлиять на вас, хоть и прихожусь Дафне братом. Мне хочется только вникнуть в суть ситуации. Я даже не знаю, что думает о вас Дафне. Но вы обещали мне исповедь. Наберитесь же мужества и исполняйте!

Холсуорси не стал медлить.

— Понимаете, я был уверен, что люблю эту девушку, — начал он. — А потом встретил мисс Теппинг…

— Конечно, после этого все переменилось, — поддакнул я.

— И я не могу себе позволить разбить ее сердце!

Надо полагать, в данном случае он имел в виду не Дафне, а барышню из мюзик-холла.

— Боже упаси! — вскричал я. — Это было бы смертным грехом. Все, что угодно, только не это! — Здесь я перешел на деловой тон. — Отец ваш согласен?

— Мой отец? А как вы думаете? Он-то ожидает, что я найду себе жену в знатной английской семье!

— Ах, вот оно что… Хм-м-м, — протянул я и, направив на него кончик своей сигары, велел: — Продолжайте! Не скрывайте ничего!

Он откинулся на спинку кресла и поведал мне всю историю. Хорошенькая девушка; золотые локоны. Их познакомил некий друг. Сисси — милое, простодушное существо, чей ум и душа куда возвышеннее, чем та непрочная сцена, выйти на которую ее заставила лишь бедность: отец умер, мать в стесненных обстоятельствах….

— И вот, чтобы свести концы с концами, бедняжка Сисси решилась…

— Именно так, — пробормотал я, стряхивая пепел с сигары. — Распространенный случай самопожертвования. Вполне нормальный довод! Все как по нотам!

— Как это понимать? Выскажется, сомневаетесь?.. — взвился Холсуорси, явно сочтя меня закоренелым циником. — Уверяю вас, доктор Камберледж, бедное дитя… Хоть ей, конечно, далеко до мисс Теппинг как до неба… Она так невинна, так добра…

— Как цветочек в мае. О да! Я ничуть не усомнился. И все-таки: как вы дошли до того, чтобы сделать ей предложение?

Он слегка покраснел.

— Н-н-ну… Это вышло почти случайно, — сказал он робко. — Однажды вечером я зашел к ним в гости, но у матери разболелась голова и она удалилась, чтобы прилечь. Когда мы остались вдвоем, Сисси заговорила о своем будущем, о том, как тяжела ее жизнь. Потом она не выдержала и расплакалась. И тогда…

Я прервал этот поток слов взмахом руки.

— Довольно, — вставил я, выразив лицом сочувствие. — Дальнейшее хорошо известно.

Мы погрузились в молчание. Покуривая, я снова взялся за фотографию.

— Ну что ж, — сказал я наконец, — это лицо действительно кажется мне простым и приятным. Славное лицо. Вы часто видитесь?

— О нет. Сисси на гастролях.

— В провинции?

— Э-э-э… да. Сейчас они в Скарборо.

— Но она пишет вам?

— Ежедневно!

— Вы не сочтете чрезмерной дерзостью с моей стороны, если я попрошу вас показать мне какое-нибудь из этих писем?

Он отпер один из ящиков письменного стола и вытащил несколько конвертов. Просмотрев их, он выбрал одно, прочел его внимательно и сказал неуверенно:

— Думаю, не будет слишком серьезным нарушением конфиденциальности, если взглянете вот на это. В нем нет ничего особенного… Просто будничное любовное письмецо.

Я просмотрел поданный мне листок. Сесил был прав: типичная записочка в стиле «пронзенных сердец». Звучало, впрочем, довольно мило: «Скучаю, жду встречи — мне здесь так одиноко! Твое чудесное послание… Считаю дни… Вечно преданная тебе Сисси».

— Выглядит достоверно, — отметил я. — Однако полной уверенности у меня все еще нет. Вы позволите мне взять у вас и портрет, и письмо, чтобы показать их одной проницательной женщине? Я понимаю, что прошу слишком многого, но на такт и деликатность этой леди можно безусловно положиться.

— Как! Вы покажете это Дафне?

— Нет, что вы, — успокоил я его, улыбнувшись. — Как можно? Я имею в виду ее подругу и нашу общую знакомую, мисс Уайд. Она чрезвычайно тонко разбирается в людях.

— О, мисс Уайд я готов довериться целиком и полностью. Она ведь надежна, как сталь!

— Верно, — отозвался я. — Вы, по-видимому, тоже неплохо разбираетесь в людях.

— Я чувствую себя подлецом, — вздохнул Холсуорси. — Пишу изо дня в день к Сисси Монтегю — и все же посещаю мисс Теппинг ежевечерне. Но, увы… Иначе не получается.

— Дорогой друг, — сказал я, взяв его за руку, — как ни суди, а девяносто с лишним процентов мужчин — всего лишь люди!

Забрав письмо и фотографию, я отправился в клинику Св. Натаниэля. Когда закончился вечерний обход, я доставил свою добычу в комнатку Хильды Уайд и пересказал все услышанное. Лицо девушки сразу посуровело.

— Нужно быть справедливыми, — сказала она, подумав. — Дафне крепко любит этого человека. Но даже ради Дафне мы не должны принимать на веру то, что говорит не в пользу другой леди.

— Что скажете об этом? — спросил я, доставая фотографию. — Лично мне, признаюсь, это лицо кажется честным.

Хильда изучала портрет долго и пристально, даже взяла увеличительное стекло. Потом, склонив голову набок, произнесла задумчиво:

— На днях Меделайн Шоу подарила мне свою фотографию и заметила при этом: «Как мне нравятся эти современные портреты! Они показывают то, что могло бы реально существовать!»

— Вы хотите сказать, что техника ретуши очень усовершенствовалась?

— Именно. То, что мы видим, — нежное, невинное личико честной девушки, почти девочки, но… Вся невинность была привнесена фотографом.