Грант Аллен - Дело врача Страница 10

Тетушка на минуту потеряла дар речи, но все-таки сумела выдавить:

— Ну, знаешь ли, это чудовищно… И ты сам… — Тут запас подходящих к случаю слов исчерпался, и леди Теппинг замолчала уже надолго.

Тем не менее, когда Дафне и молодой Холсуорси возвратились, я постарался уделить ему как можно больше внимания и распрощался с кузиной одновременно с ним.

Выйдя на улицу, я спросил:

— Куда вы теперь направитесь?

— Домой. Я снимаю квартиру в квартале Темпль.

— О! А я должен вернуться в клинику Св. Натаниэля. Нам отчасти по пути. Если не возражаете, пойдем вместе?

— Буду рад!

Некоторое время мы молча шагали бок о бок. Затем, судя по мрачному выражению молодого человека, его поразила некая важная мысль.

— Знаете, а ваша кузина — очаровательная девушка! — вдруг заявил он.

— Похоже, вы сами пришли к этому выводу, — ответил я, улыбнувшись.

Он слегка порозовел, и его лицо стало еще более лошадиным, чем обычно.

— Конечно, я восхищаюсь ею. А кто мог бы не восхищаться? Она чрезвычайно красива!

— Я бы красивой ее не назвал, — возразил я с дозволенной родственнику критичностью. — Хорошенькая, вот, на мой взгляд, верное слово. И несомненно, приятна в общении и привлекательна.

Холсуорси смерил меня коротким и явно неодобрительным взглядом, выражавшим крайне низкое мнение о моем вкусе и проницательности. Потом произнес сочувственно:

— Да что уж там, ведь вы ей приходитесь кузеном… Это большая разница.

— Поверьте, я отлично сознаю все сильные стороны Дафне, — ответил я, снова улыбнувшись, поскольку понял, что его болезнь зашла уже далеко. — Она и хороша собою, и умна.

— Умна! — откликнулся он. — Ее ум чрезвычайно глубок! Удивительный, несравненный интеллект. Ей нет равных!

— Как и шелковым платьям ее матери, — пробормотал я еле слышно.

Он пропустил мимо ушей мое легкомысленное замечание, продолжая петь дифирамбы моей кузине:

— Такая глубина! Такое проникновение в суть вещей! И притом сколько сочувствия к людям! Даже к случайному знакомому, вроде меня, она так добра, так внимательна!

— А разве вы случайный знакомый? — поинтересовался я не без лукавства. (Тетушка Фанни наверняка была бы шокирована моими словами; но в наше время именно таким образом спрашивают молодых людей об их намерениях.)

Он замер на месте, осекся и проговорил, чуть ли не заикаясь:

— Уверяю вас, совершенно случайный… Я никогда не позволю себе думать, что… Я полагаю, что не имел чести понравиться… Что мисс Теппинг как-то отличает меня.

— Некоторые люди бывают излишне скромными и непритязательными, — ответил я. — Иногда это доводит их до ненамеренной жестокости.

— Да что вы говорите? — всполошился он, мгновенно бледнея. — Если я допустил такое, то не прощу себе! Доктор Камберледж, вы ее кузен. Считаете ли вы, что я вел себя именно таким образом… Что заставил мисс Теппинг предположить, будто испытываю к ней некоторую привязанность?

Я уже откровенно рассмеялся и коснулся рукой его плеча.

— Дорогой мой, позвольте мне высказаться прямо и откровенно. Даже слепая летучая мышь способна увидеть, что вы по уши влюблены!

Губы Холсуорси дернулись.

— Это очень серьезно! — угрюмо произнес он. — Очень серьезно…

— Не сомневаюсь. — Я кивнул, как можно старательнее воспроизводя отеческие интонации и избегая смотреть на него.

Он снова остановился.

— Послушайте, — решился он наконец, — если вы сейчас не слишком заняты… Нет? Вы не спешите? Тогда пойдемте ко мне, прошу вас. Там… я смогу исповедаться.

— Охотно, — сразу согласился я. — Как специалист-медик могу вас уверить, что при диагнозе «молодость и глупость» даже небольшая доза исповеди приносит немедленное облегчение!

Остаток пути до его квартиры мы провели в беседе о неисчислимых достоинствах Дафне. Точнее, я помалкивал, а влюбленный исчерпал все предоставляемые словарем хвалебные прилагательные. К моменту, когда мы достигли его двери, он сделал все от него зависящее, чтобы я усвоил важнейший факт: всем ангельским чинам, сколько их ни есть, не угнаться за моей прелестной кузиной по части совершенств и добродетелей. Я, правда, не вполне проникся сей истиной, но отнюдь не по вине проповедника. Будь его воля, Вера, Надежда и Милосердие по справедливости должны были бы уйти в отставку, уступив свои места мисс Дафне Теппинг.

Его комнаты были уютны и отлично обставлены — роскошное жилище богатого молодого холостяка, у которого есть не только деньги, но и вкус. Мы уселись в кресла, хозяин предложил мне хорошую сигару. По мере накопления практического опыта я давно уже заметил, что отборная сигара помогает человеку по-философски взглянуть на обсуждаемую проблему; поэтому я сигару взял и закурил. Устроившись напротив меня, Холсуорси указал на фотографию в рамке, стоящую посередине каминной полки.

— Я помолвлен с этой леди, — сказал он лаконично.

— Так я и предполагал, — ответил я, разжигая сигару.

Он вздрогнул и удивленно уставился на меня.

— Как вы могли догадаться?

Я улыбнулся как человек, умудренный годами (будучи лет на восемь его старше, я имел для этого основания).

— Дорогой друг, что еще могло помешать вам предложить свою руку и сердце Дафне, если учесть, насколько сильно вы любите ее?

— Многое, — ответил он. — Например, чувство моего собственного полнейшего ничтожества.

— Даже если такое ничтожество действительно имеет место, — заметил я, попыхивая сигарой, — эту преграду большинство из нас легко преодолевает, когда наше восхищение некоей дамой доходит до предела. Итак, ваше препятствие заключается вот в этом? — Я взял портрет с полки и внимательно рассмотрел его.

— К сожалению, это так, да. Что вы думаете об этой Девушке?

— Симпатичная малютка, — высказал я первый итог моего осмотра. Лицо неизвестной казалось невинным и милым, по-девичьи искренним — этого я отрицать не мог.

— Вот-вот, — Холсуорси резко наклонился ко мне. — Довольно милая малютка! Ее совершенно не в чем упрекнуть. Но Дафне… я хотел сказать, мисс Теппинг…

Он смешался и умолк, как будто боясь осквернить священный предмет. Я продолжил исследовать фотографию. На ней была изображена девушка из порядочной семьи, лет двадцати или чуть больше, с невыразительными мелкими чертами, слабым подбородком, но у нее были мягкие, готовые вот-вот улыбнуться губы и обильные, пышные золотые волосы, которые прежде всего бросались в глаза.

— Она из театральной среды? — поинтересовался я, взглянув наконец на Холсуорси.