Тайны льда - Антон Чижъ Страница 9

– Так подло…

– Помалкивай. – Митя дружески толкнул брата плечом.

– Выгнать в разгар сезона…

– Наверстаешь в следующем… Извозчик! – крикнул Митя и осёкся: – Тьфу ты, у них же тут в Москве ямщики… Ямщик!

Он умело свистнул пальцами.

Иван обернулся. На катке скользила беззаботная московская публика, не ведая чужих горестей. И пробормотал еле слышно:

– Ладно, ещё поглядим…

8

18 января 1899 года, понедельник. Москва

Сани просто загляденье. Блестят лаком, подпорки гладкие, без сколов, полозья ладные, подушки вычищенные, вышитые, покрывало медвежьего меха, молью не побитое. Лошадка впряжена коренастая, сытая, ладная, бока в серых яблочках, хомут серебряным колокольчиком украшен. Сразу видно: должный уход.

В послеобеденный час сани стояли готовые к выезду. В своём дворе дома на Малой Бронной, где конюшня. Лошадь мотала гривой и била копытцем плотный снег, будто не терпелось ей показать себя рысцой. На облучке восседал возница невеликого роста, зато в новеньком овчинном полушубке, с мохнатой шапкой и в чистых валенках. В меховой варежке сжимал кнут.

Горничная, замотанная накрест шерстяным платком, распахнула дверь чёрных сеней и выпустила барышню в лисьем полушубке и меховой шапочке «пирожком» с вуалеткой. Она пробежала до саней, хозяйски устроилась на подушках и укрылась покрывалом, натянув его до самой муфты, в которой спрятала ручки в шерстяных перчатках. Возница оборотился.

– Ну и куда нынче изволишь, душа моя? – спросил он с добродушной строгостью.

– Дядя Миша, ты же знаешь! – ответила она с невинной улыбкой.

– Ох, достанется нам на орехи.

– Ничего, маменьке не до того нынче. Поехали, дядя Миша, поехали, миленький.

– Не терпится, значит… Ох, Надежда…

Дядя Миша хмыкнул для пущей важности, но во взгляде его было обожание, скрытое воротником полушубка.

Странные отношения между хозяйской дочерью и кучером, отношения, надо сказать, немыслимые, имели скучное объяснение. Молодым солдатом Михаил поступил денщиком к тогда ещё штабс-капитану Гостомыслову да так и дослужился с ним до генеральского денщика. Когда генерал ушёл в отставку, а затем покинул этот мир, Михаил остался в семье на правах незаменимого помощника.

Он занимался выездом, зимним и летним, убирал двор, колол дрова, топил печь, выполнял мелкий ремонт, носил тяжести и справлялся с домашними хлопотами. К тому же Михаил добровольно взял на себя роль няньки. Надежда выросла у него на руках. Не имея своих детей, Михаил отдал ей сердце. Наденька отвечала ему детской преданностью, которая не ослабла с годами. Между ними установилось общение на «ты», правда, когда не было посторонних глаз.

Мадам Гостомыслова отпускала Надю с кучером без малейших волнений. Знала, что Михаил в обиду не даст. Вот, например, вчера с Надеждой заговорил какой-то хлыщ и даже позволил делать сомнительные комплименты. Михаил спрыгнул с облучка, махнул кнутом и огрел наглеца по спине. Тот позорно сбежал, потеряв шапку.

Сани выехали на заснеженную улицу. Дядя Миша прекрасно знал слабость своей любимицы: Наденька обожала сладкое. Конфекты, печенья, пирожные, торты, тортики, сладкие пироги и даже варенье исчезали в изумительных количествах. Причём без последствий для фигуры. Сладкая экспедиция начиналась с посещения магазина «Сиу и Ко», затем наступал черёд магазина Елисеевых, а после – пара кондитерских и кофейных. Отовсюду Наденька выходила с кульками и коробочками. Непременно угощала дядю Мишу. Он терпеть не мог сладкого, но отказать «ребёнку» был не в силах. Жевал и нахваливал.

Привычным порядком дядя Миша приехал на Кузнецкий Мост. Наденька вышла из саней и обещала «недолго». Что означало: не менее двух чашек кофе с пирожными у Сиу. Ну или как получится. Дядя Миша укутал лицо воротником и закрыл глаза, чтобы скрасить ожидание дремотой. Как поступают все кучера, извозчики и ямщики.

В тепле он задремал чуть дольше, чем следовало. Дядя Миша вздрогнул, огляделся. Наденьки в санях не было. Часов у него не имелось; судя по угасавшему свету зимнего дня, прошло больше часа. Вон лошадка озябла, подрагивает боками. Нехорошая мысль «Не случилось ли чего?» заставила слезть с нагретого места. Нехорошая мысль взялась потому, что показалось, будто за санями бежал кто-то от самого дома. Дядя Миша не оборачивался, но краем глаза отмечал. Теперь пожалел, что не разглядел, кто это был.

Зайти в магазин, где дамы выбирали сладости, в тулупе и шапке дядя Миша постеснялся. Пробовал разглядеть через витринное стекло, отражения улицы путали бликами.

Подхватив хлыст, дядя Миша шагнул к стеклянным дверям с резными завитушками. Створка распахнулась, вышла Наденька. Без кульков и коробочек. Дядя Миша заметил: глазки-то красные. Слова не молвив, Наденька залезла в сани, натянула покрывало. Сидела молча, уставившись на конский хвост. Видя, что дела творятся неладные, дядя Миша склонился к саням.

– Кто обидел? – спросил он со всей строгостью. Какие тут шутки.

– Ничего… Всё хорошо… Всё хорошо… – бормотала она, не подняв головы. И вдруг крикнула: – Чего стоим? Поехали отсюда! Поехали! Трогай!

Обижаться дядя Миша права не имел, видел: с Наденькой творится неладное. Залез на облучок:

– Куда прикажете, барышня?

И услышал:

– Дядя Миша…

Так жалобно, так горько, с такой тоской, чуть сердце не выпрыгнуло. Не мог больше характер показывать:

– Что приключилось, милая? Говори как есть.

Наденька не плакала. С детства плакать не умела. Только в глазах печаль, что словами не высказать.

– Ничего, дядя Миша… Ничего… Всё будет хорошо…

– Что ж хорошего, на тебе лица нет.

– Это так, замёрзла… Пройдёт…

– Не скрывайся, скажи, кто обидел. Он там прячется? – Дядя Миша мотнул головой на окна магазина.

– Вот ещё придумал. Там посетители, официанты.

– Тогда что?

– Просто плохое настроение.

– Ну как знаешь.

– Прости, прости меня, дядя Миша, славный, добрый, замечательный. Прости меня… – И она вцепилась зубками в край покрывала. Чего маленькой не позволяла себе.

– Куда теперь, к Елисеевым?

Она мотнула головкой, выпустив покрывало:

– Нет, не хочу, не хочу… Поехали на каток. Поехали…

– К Зоологическому саду? – удивился дядя Миша. – Ты не одета как должно, коньков нет. Давай домой вернёмся.

– Не хочу домой… Знаешь что, едем сейчас… Едем в Столешников переулок к дому Никифорова.

– Никак, в фотографический салон собралась?

– Да, к Фландену. Где мы всегда снимаемся.

– Так не причёсана, не одета. Чего ради так спешить? Да и матушка позволения не давала…

Наденька показала сторону характера, какую лучше не знать.

– Едем! – и откинулась на подушки.

Разговор окончен. Ничем не свернёшь. Упрямством в отца.

Дядя Миша залез на облучок, дёрнул вожжи. Лошадка резво побежала.

9

23 января 1899 года, суббота

Вид чиновника говорил об успешной карьере в Министерстве иностранных дел. Борис Георгиевич Ванзаров излучал сияние благополучного человека. Свет этот невидимый ни с чем не спутаешь. Ему низко кланяются швейцары и услуживают