Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 6

– И скажу, барин, – не на шутку распалилась служанка. – Жениться вам надобно, а то все холостякуете. Глядишь, может быть, и повзрослели бы. Вон девок сколько хороших без мужика маются! Работящих, красивых, все замуж хотят! А вы прицепились к этой мамзельке своей и видеть никого не желаете. А у нее только курорты да рестораны на уме.

Колыхнув полновесной грудью, служанка отправилась в соседнюю комнату. Уже у двери произнесла:

– А если вы, барин, как телок малый, так я могу вас со своей племянницей свести. Она у меня девка видная, и лицом, и статью удалась. Вы только скажите.

Скрывшись в соседней комнате, служанка плотно закрыла за собой дверь.

– Ну ты посмотри на нее! – с укором произнес судебный следователь, глянув на околоточного надзирателя, неловко переминавшегося с ноги на ногу. – Выгнал бы эту бабу к чертям, да уж больно хороший борщ готовит! Солянку еще… А какие у нее получаются расстегаи! Ни в одной ресторации Европы таких не сыщешь!

– Я вас понимаю, ваше высокоблагородие, – охотно поддержал Нуждин. – Иногда думаешь, а нахрена мне нужна вся эта морока с бабами? Лучше бобылем жить. А потом от души как-то отойдет, полегчает малость, и думаешь… А вроде бы оно и ничего.

Облачившись в мундир, Александр Шапошников вышел на улицу, где его уже ждал легкий фаэтон. Кучер был широкоплечим приземистым татарином в штанах с широким шагом и в рубахе, сшитой из цветного ситца, на бритой голове – тюбетейка из четырех клиньев.

Кивнув ему, как доброму знакомому, судебный следователь устроился на кожаном сиденье фаэтона рядом с околоточным надзирателем.

– Куда ехать, вашбродь? – повернулся извозчик.

– Вези к дому полицмейстера, – ответил околоточный надзиратель.

– Мигом, вашбродь!

Казанским полицмейстером был Павел Борисович Панфилов, сорока пяти лет отроду, занимавший эту должность с 1889 года. На полицейскую стезю он вышел не сразу. Поначалу была военная служба. Участвовал в русско-турецкой войне, в память о которой получил медаль и «Румынский Железный крест» за переход через Дунай. А после окончания военной кампании он перешел на действительную государственную службу в полицейское ведомство. Его карьера развивалась стремительно: уже через несколько лет он занял высокую и ответственную должность Уфимского полицмейстера, на которой прослужил шесть лет, добившись значительных успехов по искоренению конокрадства и поимке беглых каторжан. Проведя в Уфе три года, Павел Борисович перевелся в Казань, где взвалил на свои плечи весьма беспокойное хозяйство. В этой должности он дослужился до чина коллежского советника, получив целый ряд высоких наград, среди которых были орден Святого Владимира четвертой степени и орден Святой Анны второй степени. Женат, имел сына и дочь. Его супруга, миловидная женщина лет сорока, просто не чаяла в нем души. Проживал Павел Борисович на казенной квартире по улице Воскресенской, считавшейся лучшей в городе, и имел содержание в две тысячи семьсот рублей в год, что весьма недурно.

Квартира полицмейстера размещалась в доходном доме на втором этаже между городским пассажем и чередой отелей, в которых любили останавливаться состоятельные знаменитости.

Воскресенская улица, располагавшаяся в самом центре города, была излюбленным местом прогулки у казанцев. В многочисленных магазинах имелось все: модные аксессуары, дорогая одежда, английская обувь, – как для шикарного отдыха, так и для длительного путешествия. В ресторациях можно было отлично провести время и вкусно пообедать, продегустировать французские и итальянские вина, а в лучших парикмахерских, что находились по соседству, можно было модно постричься.

Фаэтон остановился у приметного двухэтажного здания с вывеской на фасаде «Художественная фотография», именно здесь на втором этаже проживал полицмейстер. Судебный следователь по важнейшим делам Шапошников почувствовал некоторое волнение. С Павлом Борисовичем он был знаком без малого десять лет, но встречались они исключительно по службе, большей частью в казенных кабинетах. И вот впервые он был приглашен в квартиру полицмейстера, а, следовательно, предстоящее дело выглядело настолько серьезно, что требовало безотлагательного решения.

Околоточный надзиратель, видно, почувствовав состояние Шапошникова, посоветовал по-отечески:

– Вы уж там пободрее. Павел Борисович понимание имеет.

– Хорошо, любезнейший, учту ваше пожелание, – вяло улыбнулся судебный следователь.

Поднявшись на второй этаж по мраморной лестнице с чугунными перилами, Шапошников дернул за шнурок колокольчика. На мелодичный звон дверь открыли незамедлительно, и в проеме появилось хорошенькое девичье личико.

– Вам кого, барин?

– Мне бы Павла Борисовича. Я судебный следователь по важнейшим делам Шапошников.

– Проходите… Павел Борисович уже вас ждет, – пригласила служанка в белом переднике и такого же цвета чепчике. Мила. Вежлива. Скромна. Наверняка обладает еще десятком добродетелей. Иначе в таком доме ей не удержаться.

– Благодарю вас, – шагнул в распахнутую дверь судебный следователь.

Пошел четвертый год, как Александр Степанович состоял в должности судебного следователя по важнейшим делам. И был назначен на столь высокую должность Высочайшей властью по представлению министра юстиции. Прежде он служил при охранном суде и проводил предварительные следствия в пределах своего участка. Сейчас у него было право действовать в пределах всего судебного округа, а это означало, что его могли направить (кроме собственно Казанской) в Симбирскую, Вятскую, Пермскую и Уфимскую губернии.

Навстречу Александру Шапошникову вышел сам полицмейстер в кафтане из темно-серого сукна. Именно таким судебный следователь видел его на службе. В летнюю пору допускалось носить двубортные кители с плечевыми знаками, однако в силу причин, известных лишь ему самому, полицмейстер пренебрегал этой формой одежды. Александр Степанович обратил внимание, что на вешалке висела фуражка полицмейстера из темно-зеленого сукна с оранжевыми выпушками по краям околышка.

– Вы знаете, зачем я вас вызвал?

– Не имею ни малейшего представления, господин полицмейстер.

– Да, конечно… Давайте пройдем в гостиную. Не топтаться же нам у порога.

Мужчины прошли в просторную гостиную, заставленную итальянской мебелью. В углу стоял секретер с откидным столом старинной работы, вероятно, хранивший немало секретов своих прежних хозяев. В такой мебели обычно множество тайных отсеков, щелей, где можно запрятать секретные послания, а то и дорогие украшения. Помнится, в деле, что он вел два года назад, фигурировал примерно такой же старинный секретер, в недрах которого обнаружилась предсмертная записка, составленная сто двадцать лет тому назад.

Уже никому не было дела до человека, решившего свести счеты с жизнью, как не было и людей, толкнувших его на такое безрассудство, а вот боль, запечатанная в клочке бумаги, благодаря секретеру сумела пережить столетие.

Шапошников подумал о том, что старинный секретер оказался в гостиной полицмейстера далеко не случайно. Как профессиональный следователь, полицмейстер любил всякие ребусы и не мог не знать о тайнах старинной мебели, представлявшей собой изящество из сложной комбинации полированных досок.

Они