Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов Страница 53

Генерал Трепов, бывший столичный градоначальник и обер-полицмейстер, делал вид, что внимательно слушает графа. Но, в действительности, содержание книги стало ему знакомо еще раньше, чем Лорис-Меликову — основной ее автор[42] был активным сотрудником тайной монархической организации, в которой состоял и Федор Федорович.

— Ваше сиятельство, я безгранично ценю оказанное доверие… — произнес генерал, когда собеседник закончил пересказывать основные моменты и положения секретного обзора. — Но скажите со всей прямотой, по-военному, для чего вы меня пригласили сюда?

— Мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь? — удивился генерал.

— Ваша поддержка, и поддержка тех людей, которые мыслят и действуют одинаково с вами, — Лорис-Меликов подался вперед. — Несмотря на различие в методах и во взглядах на многие вещи, цель у нас с вами одна — спасение Российской государственности от кровавых революционных потрясений. Вы в Царстве Польском и сами видели, как возникают мятежи и чем они заканчиваются…

Генерал Трепов слушал очень внимательно, так что граф решил продолжить:

— России надобно два-три года общественного спокойствия. И для начала, в качестве демонстрации обществу добрых намерений власти… — граф Лорис-Меликов покосился на дверь кабинета и отчего-то понизил голос. — Для начала я собираюсь распустить пресловутое Третье отделение[43], давно уже превратившееся в пучину мерзости и настоящий нарыв на теле государства, и передать его функции Министерству внутренних дел. Что вы на это скажете, Федор Федорович?

Генерал ответил, хотя и не сразу.

Тайные единомышленники, в ряды которых он не так давно вступил, намеревались любой ценой парализовать зло революционного террора, образовать железный круг около его величества и умереть вместе с ним, если ему суждено погибнуть. Они не впали в общую одурь и решились спасти «того, кто слишком хорош для народа, не знающего признательности».

Дело было не в почестях и не в корысти. Все участники организации дали клятву, что никто и никогда не узнает их имен. По существу, возникновение ее объяснялось безмятежной дремотой общества, в то время как адский мир нигилистов, революционеров, социалистов, коммунистов — этих российских санкюлотов, не встречая на своем пути достаточных препятствий, раздавался вширь и бурлил на всю Россию.

В руководство входили некоторые из великих князей, люди из окружения Лорис-Меликова, даже один из членов его Верховной распорядительной комиссии. Сам же граф при этом среди членов организации не вызывал особого доверия. «Мы хорошо знаем, каков его характер и кто он есть», — прозвучало на одном их тайных совещаний.

По мнению же самого Федора Федоровича, граф был человек смелый, добрый и преданный монархическим идеалам, однако недостаточно энергичный и лишенный административных талантов. Он совершенно не относился к тому роду людей, которых следует назвать железными, и генерал сомневался, что у Лорис-Меликова хватит духу умереть за свои убеждения.

Поэтому посвящать графа в тайны организации не стали. Однако, с другой стороны, соединение усилий по охране священного самодержавия с ним самим и с его многочисленными «прогрессивными» сторонниками-реформаторами, пусть даже и временное, вполне могло оказаться не бесполезным.

Тем более, что Лорис-Меликов нуждался сейчас в поддержке, наверное, больше, чем когда-либо.

В ночь перед казнью Млодецкого его посетил писатель Гаршин, довольно известный писатель и автор рассказов о Русско-турецкой войне. Он пришел, чтобы убедить графа отменить казнь и тем самым «убить нравственную силу людей, вложивших револьвер в руку этого несчастного человека, прервать цепь насилия, когда террор порождает казни, а казни вызывают все новые покушения». Писателю очень хотелось, чтобы Лорис-Меликов переговорил с царем, показал ему письмо, которое он заранее написал, и тем самым предотвратил исполнение приговора.

Потому, что на следующий день после событий двадцатого февраля граф Лорис-Меликов был еще в глазах общества подлинным героем — даже сам факт покушения свидетельствовал, насколько опасна и сопряжена с риском роль спасителя России. Зато назначенная казнь несостоявшегося убийцы, с которой начиналась теперь борьба с «крамольниками», не могла не наложить свой отпечаток на все последующие действия правительства и на их оценку в обществе. Для многих обывателей и покушение, и виселица могли стать плохой приметой на близкое будущее…

Говоря по совести, предложение графа не оказалось для Федора Федоровича неожиданным.

Всем известно было, что государыня тяжко больна чахоткой и что место ее возле Александра II вот уже почти пятнадцать лет занимает фрейлина Екатерина Долгорукая, родившая царю четырех детей и, в конце концов, переселившаяся в Зимний дворец. Поговаривали также, что эта могущественная фаворитка имела давние счеты с Третьим отделением — будто бы, когда-то шеф жандармов, державший сторону императрицы, грозился «истребить» ее соперницу-девчонку, которая только еще набирала влияние при дворе. Теперь положение госпожи Долгорукой упрочилось, и, видимо, наступил подходящий момент, чтобы расплатиться за обиды прошлого.

Ясно, что без предварительного одобрения государя сам Лорис-Меликов ни за что не решился бы озвучить подобное предложение. Екатерина Долгорукая симпатизировала начинаниям графа, и нетрудно было догадаться, что оно было получено не иначе, как по ее протекции…

— Что же, ваше сиятельство… — одобрительно погладил пышные генеральские бакенбарды бывший обер-полицмейстер. — Пожалуй, подобная реорганизация в самом деле позволила бы исключить межведомственные дрязги и конкуренцию. Ну, а борьбу с политическими движениям сосредоточить в одних руках.

Принципиальных возражений против такого решения у Федора Федоровича не было.

Третье Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии занималось сыском и следствием по политическим делам, боролось со старообрядчеством и сектантством, ведало политическими тюрьмами, расследовало дела о жестоком обращении помещиков с крестьянами, надзирало за революционерами и антиправительственно настроенными общественными деятелями. В нем трудилось сейчас всего семьдесят два человека, не считая секретных агентов. Однако Третье отделение имело почти неограниченное влияние на все внутриполитические процессы в стране, а его нынешний главноуправляющий непосредственно был допущен к государю и по рангу приравнен к министру. Кроме того, в своем составе Третье отделение имело Отдельный корпус жандармов, собственный архив и несколько так называемых экспедиций.

Графа явно обрадовала реакция собеседника:

— Я планирую безотлагательно предпринять ревизию делопроизводства Третьего отделения. Разобрать и рассмотреть дела о лицах, арестованных по обвинению в государственных преступлениях. Возможно даже, некоторых из них, не представляющих особенной опасности, можно будет показательно освободить из-под надзора, возвратить из ссылок и из эмиграции.

— Кем же вы, однако, собираетесь заменить господ в синих мундирах? — поинтересовался генерал Трепов, имея в виду форменную одежду жандармов.

— Предполагается для тех же целей образовать при Министерстве внутренних дел особый Департамент государственной полиции.

— И кто же будет поставлен во главе этого департамента?

— Я не