Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 49

– Прибирать в художественной мастерской.

– Ах вот как… Трудное, наверное, занятие? Краски капают на пол, нужно все это оттирать.

– Трудно без дела сидеть, а работать всегда хорошо, – не согласилась послушница.

– Возможно, – сдержанно отвечал следователь по важнейшим делам. С первого вопроса было понятно, что барышня она непростая и вывести ее на откровенный разговор будет нелегко. – Мне тут сестры сказали, что вы очень способны.

– Не мне судить. Стараюсь делать хорошо, что бы мне ни поручили.

– Давно вы рисуете?

– С малолетства. Батюшка однажды купил мне карандаши с красками, с тех самых пор я и рисую. Потом Казанскую художественную школу закончила. А когда повзрослела, то поняла, что больше всего мне хочется иконы писать, вот я и решила стать послушницей в Богородицком монастыре.

Речь у Татьяны была спокойная и ровная, но каждое слово она старательно подбирала, как если бы опасалась сказать что-то лишнее. Послушницу следовало разговорить, а там она может и сама проговориться.

– Получается, что вы нашли свое призвание?

– Скорее, оно меня нашло.

– Может быть и так… А что вы можете сказать о Казанской иконе Божией Матери? Я имею в виду ее художественную ценность.

– Ценность этой иконы безмерна, – просто сообщила послушница. – Я не видела более прекрасного творения, чем этот образ. А богомаз, что написал ее, обладал божественным даром. Вряд ли бы этой иконе молились многие столетия, если бы она не была столь прекрасна.

– Вот вы сказали «молились»… Вы полагаете, что она действительно уничтожена?

– Я уверена, что икона не уничтожена и еще вернется к людям, – твердо сообщила послушница, подняв на судебного следователя наполненный силой взгляд. – Такие иконы вечны!

– Та-ак, очень интересно. Вы ведь тоже пишите иконы?

– Пишу, – сдержанно и тихо произнесла Татьяна.

– По дереву тоже?

– Да. Матушка настоятельница мне доверила. В нашей мастерской лишь несколько сестер, которые пишут иконы по дереву.

– А что вы делаете потом с иконами?

– Продаем на базаре, у нас там даже своя лавка есть. Отдаем в другие монастыри и церкви.

– Насколько мне известно, писать иконы на доске способен не каждый иконописец.

– Это верно. Дерево – теплый материал, в особенности липа… Но оно выставляет к художнику очень высокие требования. Ведь оно живое и видит иконописца. Оно может допустить его к себе или отвергнуть. Если отвергнет, тогда лик получается злым и некрасивым, и как бы богомаз ни старался, сделать лучше у него не получится. Поэтому, перед тем, как писать икону, нужно совершенно очиститься от всего дурного и встать на страже своей души. Держать строгий пост и молиться. А когда наступит просветление, тогда и следует приступать к работе, спросив благословение у настоятельницы.

– Кхм, никогда не думал, что это так сложно. Значит, вы верите, что икона Богородицы никуда не пропала?

– Я это знаю, – уверенно произнесла Татьяна.

– Вот как? Не могли бы вы поделиться со мной, откуда у вас такие знания?

– Просто знаю – и все, и мне нечего добавить, – произнесла послушница, уверенно выдержав взгляд.

– А много ли иконописцев, что могли бы написать Казанскую икону Божией Матери?

– Повторить ее никто не сможет.

– Как же не смогут? – удивился следователь по важнейшим делам. – Ведь есть же списки икон. Их ведь пишут с подлинников.

– Не каждому дано вдохнуть в икону душу святого, которого он пишет. На такое способны только избранные, – спокойно, но твердо объяснила послушница.

– Меня всегда интересовал вопрос, как это возможно писать список известной иконы. Это же так трудно. Нужно проделать все в точности, даже отобразить пигментные пятна, образовавшиеся за много столетий. А вы могли бы написать копию Казанской иконы Божией Матери?

Губы послушницы дрогнули:

– Просто так не пишутся списки. Его доверяют только самым искусным и достойным, – объявила послушница.

– А вы, значит, не входите в это число?

Послушница нахмурилась, лоб у переносицы собрался в складки. Татьяна хотела даже что-то сказать. Но, поломав природу, уверенно выдержала паузу и произнесла:

– Пришло время полуденной молитвы, мне нужно идти в молельную комнату к сестрам. Иначе матушка будет сердиться.

– Что ж, не смею вас более задерживать, – развел руки в стороны Александр Шапошников. – Видится мне, что придется побеседовать с вами еще раз.

Поднявшись, послушница придвинула стул на место и вышла из комнаты. У Шапошникова осталось ощущение незавершенности. Он находился где-то рядом с тайной. Вот только никак не мог к ней пробиться. Татьяна Кривошеева определенно что-то знает. Возможно, следовало что-то предпринять: настоять, заставить, убедить. Но как это осуществить, следователь по важнейшим делам не представлял.

ПОКИНУВ КОМНАТУ, ТАТЬЯНА СРАЗУ НАПРАВИЛАСЬ В КЕЛЬЮ К ИГУМЕНЬЕ. Постучавшись, вошла. Настоятельница стояла на коленях в «красном углу», который был залит обильным потоком солнечного света. На небольшом столе стояла божница с иконами, сосуд с богоявленской водой, громничные свечи[76].

Стараясь не показывать охватившего ее нетерпения, игуменья поднялась и произнесла:

– Решила в храм не идти, здесь тебя дожидаться. Здесь нам никто не помешает… Чего стоишь? Давай, присаживайся и рассказывай, о чем тебя следователь расспрашивал. С ним следует держать ухо востро. Как бы не догадался.

– Не догадался пока, матушка. Все спрашивал, чем же я занимаюсь, не пишу ли я иконы? – взволнованно сказала послушница.

– А ты что ответила? – спросила игуменья, строго посмотрев на Татьяну.

– Ответила, как есть, матушка… Пишу. А еще сказала, что чтобы писать иконы, одного таланта в таком богоугодном деле недостаточно, у иконописца должна быть светлая душа и чистые помыслы.

– Все верно сказала. А не спрашивал ли он, что мы делаем с этими иконами? – упрятав глубоко в себя волнение, поинтересовалась настоятельница.

– Дознавался… Сказала, что продаем их на базаре, отдаем в другие монастыри.

Казанская школа иконописи считалась одной из лучших в губернии, а потому монастыри, лежащие окрест, охотно приобретали иконы. Особым спросом пользовались именно иконы Казанской Богородицы.

– Ты все правильно сказала, дочь моя, – заверила настоятельница. – Продавать иконы нам не возбраняется. Поэтому мастерскую и содержим. В твоих словах нет лукавства. Просто ты сказала не всю правду, а всей правды у тебя никто и не требовал.

– А если они спросят, знаю ли я что-нибудь о том, где сейчас находится Казанская икона Богородицы, что мне тогда ответить?

– Скажи, что не знаешь, дочь моя, – как можно мягче посоветовала игуменья, – а уж этот твой грех я возьму на себя. Ох, долго мне придется его замаливать.

– Хорошо, матушка, – отвечала Татьяна, не удивившись ответу настоятельницы. – Только этот следователь уж больно много вопросов задает, сказал, что еще со мной побеседует.

Игуменья Маргарита нахмурилась. Одно дело – слукавить разок, оно как бы и не в счет, стерпится,