Вендиго - Эстель Фэй Страница 44

то глухое напряжение, с которым, вопреки всему, общался с ними окружающий город, явно каким-то неведомым алхимическим способом. Жюстиньен питался забытыми и засохшими пирожными-макаронами, хрустящим, крошащимся печеньем и измельченными фруктами. Его покровитель пил больше, чем ел, и раскладывал пасьянсы. Де Салер читал трактаты о далеких землях за океаном, о диких просторах, которые в те времена казались ему немногим более реальными, нежели страна лотофагов или Атлантида. Расслабляясь на диване, набивка которого местами выглядывала из-под бархата, с кубком бордо в руке, он мысленно странствовал по неизведанным и прекрасным землям. Новости доходили до них лишь в виде слухов, которые слуги передавали между домами. В воскресенье, 24-го числа, беспорядки вышли за пределы Парижа в Венсен, затем в Сен-Клу, где люди забили в набат. В самом городе, на улице Бу-дю-Монд, восставшие сожгли на символическом костре останки кошки, окропленные речной водой, в некоей варварской церемонии, которая продолжалась до поздней ночи. На следующий день, в понедельник, разнорабочий не пришел. Горничная ночью напилась и спала крепким сном. Жюстиньену, несмотря на все усилия, так и не удалось снова поставить ее на ноги. У старого прожигателя жизни ночью случился понос, и столкнувшемуся с вонью молодому дворянину ничего не оставалось, как смириться и идти самому опорожнять ночные горшки. Он тоже был не очень свеж. В то время уже много пил. Пожалуй, слишком много. И именно поэтому не сразу обратил внимание на нарастающий шум. Он не сразу понял, что в Париж входит армия.

Вдалеке появился дым. В воздухе чувствовался запах пороха. Жюстиньен приоткрыл дверь во двор, чтобы вылить ведро с экскрементами в сточную канаву. В этот момент с соседней улицы, откуда доносился шум, прибежал мужчина. Из глубокого пореза на лбу сочилась кровь, на щеке – багровый отек. Выглядел он смертельно испуганным.

– Впустите меня, – попросил он.

Жюстиньен захлопнул дверь прежде, чем раненый успел до нее добраться, и упал, прижавшись спиной к створке. Он уронил пустое ведро, и оно покатилось по мостовой внутреннего двора, размазывая дерьмо по доскам. Он услышал вдали кавалькаду. Крики. Выстрелы.

Это был конец восстания. Власть подавила народ. Вскоре последовали неизбирательные казни. Человек, которому Жюстиньен не открыл дверь, возможно, окажется в числе приговоренных. Молодого дворянина уже не будет там, чтобы это проверять. По приказу отца его уже посадят на корабль, отправляющийся в Новую Францию. Там, занятый в первую очередь выживанием, он больше не будет думать об этих майских мгновениях.

Теперь, спустя годы, всё это вернулось к нему. Будто эти воспоминания и эмоции вынесло вместе с ним на берег. Пастор сказал, что это не было совпадением. У всех них оказалась веская причина быть здесь, на этом острове. Жюстиньен наконец начал понимать, что среди них были и осужденные, и палачи.

18

Волки не отставали от них и в последующие дни. Хищники по-прежнему держались на приличном расстоянии, поэтому выжившие не видели их, хотя и слышали вдалеке вой. Жюстиньену казалось, что он чувствует их сзади, что звери вынюхивают их след, хотя это было технически невозможно. Вероятно, из-за такой близости выжившие были еще больше напряжены. Де Салер мечтал о солончаках Бретани, и вскоре небольшая группа вышла на территорию торфяников. Пурпурные саррацении рисовали на мху бордовые фрески, а слишком ранние комары, если не были заняты преследованием путников, исчезали в венчиках цветов. Поблизости рычали волки. Жюстиньен удивился, что звери продолжали преследовать их на болотах. Из предосторожности зарядил пистолет. Каждый день он вспоминал свою прошлую вину и этого человека, которому не открыл дверь в тот последний день мая. Вспоминал он и кого-то другого, из более отдаленных времен. Того, чье имя пытался забыть. Иногда задавался вопросом, был ли алкоголь единственной причиной его проблем с памятью или же свою роль сыграл тот удар по голове, полученный во время беспорядков в Париже. На болотах пурпур саррацений едва проступал сквозь туман. Пенни шла впереди, легкая, как одна из тех фей, которые, как говорят, последовали за ирландскими рыбаками на Ньюфаундленд. Вероятно, она окончательно потеряла ботинки, потому что шла босиком. Жирный коричневый торф покрывал ее исцарапанные пальцы ног. Она радостно напевала мелодию, и Жюстиньену потребовалось несколько минут, чтобы узнать ее. Это была та самая песня, которую марсовой Жонас напевал за день до своей смерти.

– Прекрати это, ладно? – сплюнул Венёр, от его обычного сочувствия не осталось и следа.

Девушка-подросток, едва удостоив его взглядом, продолжила свою песню чуть громче, чуть резче. Венёр схватил ее за запястье:

– Ты замолчишь, да?

В ответ она закричала.

– Оставь ее, Венёр, – приказала Мари.

Габриэль вытащил кинжал. Из глубины его горла вырвался рык.

– А иначе что? – ответил ботаник, поморщившись.

– Ну же, будьте благоразумны, – ответила путешественница ровным голосом.

Одной рукой она взвела курок.

– Что ты собираешься сделать? – с неожиданной злостью воскликнул Венёр. – Убить меня?

Путешественница не успела ответить. Пенни уже вывернула Венёру руку, вонзив зубы в мясистую часть запястья. Венёр вскрикнул, но всё же удержал свою хватку. А тем временем Жюстиньен краем глаза заметил в стороне силуэты, возникающие из тумана.

– Волки! – крикнул он.

Пенни наконец вырвалась. Мари направила ружье в густую мглу. Венёр быстро развернулся, на ходу вынимая пистолет, и выстрелил как раз в тот момент, когда первый зверь кинулся в атаку. Пуля угодила ему между глаз. Мари выстрелила следом, на ходу застрелив второго волка. Жюстиньен последовал за ними, ранив еще одного хищника в бедро. Мари отбросила ружье и взялась за палицу. Два хищника, возникшие перед ней, обнажили клыки. Раскрученная палица в руках Мари издавала при вращении пронзительный свист. Стоявший сзади Венёр перезарядил оружие и вновь нажал на курок. Один из волков с визгом отлетел назад. Однако другие звери уже выходили из тумана, будто обретая форму и плоть из паучьих сетей мглы. Жюстиньен очень быстро перезарядил свой пистолет. Позади него Пенни выкрикнула сухой приказ, какой-то варварский и резкий слог на языке, которого молодой дворянин никогда раньше не слышал. С нечеловеческой скоростью Габриэль бросился к зверям, прыгнул на того, кто был ближе всего к молодому аристократу, укусил его за горло, вонзив зубы в густой мех и плоть под ним. Ясные глаза мальчика, непомерно увеличенные, сверкали, как осколки стекла. Изумленному Жюстиньену показалось, что в этот момент вместо зубов у него выросли клыки еще острее, чем у волков.

Одним хищным движением Габриэль вырвал яремную вену у зверя, которого оседлал. Волк рухнул. Габриэль в два приема проглотил свою добычу и механически вытер