Цветок мертвецов - Ольга Михайлова Страница 37

Принц уныло отмахнулся.

— С чего Ванако меня любить? Я и не замечал её вовсе.

— Да, но до этого Ванако всё равно восхищалась твоей красотой, ловкостью и умом. А с зимы её восхищение резко пошло на убыль. Она говорила, что принц Наримаро на самом деле пустышка, лепёшка без начинки, в тебе нет ни подлинной храбрости, ни талантов.

Наримаро это несколько удивило.

— Последние полгода? Но я никогда не встречался с Ванако наедине и не говорил о ней ничего дурного. С чего бы найси на меня окрыситься?

Тодо почесал лоб и виски. Глаза снова предательски слипались. Он спросил у будущей супруги:

— Цунэко-сан намекает, что последние полгода у девушки была связь с тем, кто ненавидел Фудзивару-но Наримаро? И она «начала петь» с его голоса?

— Хорошего мужа я выбрала, — горделиво сказала Цунэко, улыбаясь Тодо. — Правильно.

Наримаро зло цыкнул зубом.

— Тоже мне, факт. Кто из них меня любит?

— И всё же это очень значимо, — возразил Тодо. — Это говорит о том, что она была близка с одним из этих пяти. Это или Абэ Кадзураги, или Минамото Удзиёси, или Инаба Ацунари, или Юки Ацуёси, или архивариус Отома Кунихару. Кстати, сколько лет каждому из них?

— Кадзураги тридцать три года, Инабе — скоро исполнится сорок два, Минамото, кажется, тридцать семь, Юки Ацуёри — двадцать пять, Отоме около пятидесяти, — не колеблясь ни минуты, ответил принц.

— В таком случае, я, не упуская из виду Отому Кунихару, всё же сосредоточился бы на первых четырёх. Для молодой девицы семнадцати лет архивариус староват. С него же песок сыплется.

Цунэко согласно кивнула.

— Ванако вообще никогда о нём не упоминала.

Тодо уже прозревал имя убийцы, но обратился к Наримаро, решив всё же подстраховаться от ошибки.

— Фудзивара-сама, вспомните, это сэкономит нам много сил, кто из этих оставшихся четверых мог так отозваться о вас: «Пустышка, лепёшка без начинки, в нём нет ни подлинной храбрости, ни талантов». Кому подошли бы эти слова? В чьих устах они звучали бы естественно?

Наримаро, это было видно, напрягся и тяжело задумался.

— Правильно то, что архивариус так бы не сказал. Он считает меня бесчувственным негодяем, но дарований не отрицает. А так… Подобная ругань сыплется на меня поминутно, её повторяет со слов господ челядь, и с этим ничего не поделаешь. Это могли сказать все четверо. Не было ли обронено какое-нибудь специфическое словцо?

— Нет, не припомню, — посетовала Цунэко.

Принц задумался.

— Однако подожди-ка. Ведь если это один из четверых, тогда получается, сестрица, что, встречаясь с Ванако, этот человек не перестал посещать Харуко? Письма от всех этих придворных были в спальне Харуко, и там даты последних месяцев. Это странно.

Цунэко не оспорила это предположение.

— Похоже на то. Потому-то Ванако ненавидела Харуко куда больше, чем меня. И особенно в последнее время. А утром перед шествием, я же рассказывала тебе, они такой крик подняли, как две безумные кошки. Я теперь думаю, не услышала ли часом Ванако голос своего любовника из спальни Харуко? Уж больно сильно её колотило. Она не из простолюдинок, в деньгах не нуждается, церемониальными платьями у неё все шкафы забиты, и чтобы из-за одной обгаженной воронами тряпки так орать? На неё это совсем непохоже было.

Тут снова вмешался Тодо.

— Нам нельзя забывать о странностях первого убийства, — напомнил он. — Священный меч. В этот раз его не взяли, но не потому ли, что Цунэко-сан просто заперла его, сделав недосягаемым? Почему сегодня первой была убита именно дежурившая в хранилище Ванако? Может, убийца придавал этим вещам сакральный смысл? И почему все жертвы обнажены? Не знаю, может быть, Митико любила спать голой, но Ванако явно не разделась бы сама на веранде в прохладную майскую ночь.

— Митико не любила спать раздетой, — разуверила его Цунэко. — Она вообще была мерзлячкой, и мёрзла даже на солнцепёке. До шестой луны носила кимоно на вате.

— А у Митико был любовник? — поинтересовался Наримаро.

— Я думала, что нет, но дело в том… — Цунэко замялась. — Она в последнее время стала часто просить у меня белила и приставала ко мне, прося рассказать ей о дзёдзюцу.

— Что? — на лице принца возникло выражение такой оторопи, что Тодо невольно прыснул со смеху. — Она в зеркало-то смотрелась?

Дзёдзюцу было искусством обольщения, и об утончённой красоте его мастериц слагались легенды. То были утончённые актрисы с тонкой интуицией и железной волей. Такие красотки легко входили в неприступные цитадели самых влиятельных вельмож. Глубокое знание мужских прихотей, тактики любовных свиданий и изощрённой техники любви были оружием искусительниц. Но для них обязательны были маленькие ножки и очаровательное личико. И потому растерянность Наримаро была понятной. Этими качествами Митико не обладала.

— Она была влюблена в кого-то, — уверенно заявила Цунэко, не обращая внимания на смех Тодо и оторопь брата. — И имя скрывала.

— Цунэко-сан, надо думать, это один из четверых. Начальник дворцового арсенала Абэ Кадзураги, старшие государственные секретари Инаба Ацунари или Минамото Удзиёси, или младший секретарь министерства церемоний Юки Ацуёси. Вы же знали её. Кто из четверых? В кого она могла влюбиться? — взмолился Тодо, все ещё пытаясь подстраховаться на случай своей ошибки.

Цунэко несколько секунд сосредоточенно размышляла.

— Митико была не очень разумна, но исполнительна и ответственна, — проговорила она наконец. — Готовность всегда следовать предписанным правилам заменяла ей ум. Также она уважала ранги и родовитость. Поэтому она вполне могла влюбиться в Абэ Кадзураги. Начальник дворцового арсенала в её глазах был уважаемым человеком. Но старшие государственные секретари и того выше. Она восхищалась ими. В её мнении Инаба был выдающимся человеком и прекрасным музыкантом. А она обожала флейту. Сама она ни на чём не играла, боги не дали талантов и слуха, но она очень ценила умеющих играть. Минамото? Она считала его очень знатным и уважала. Что до Юки Ацуёси… Он, конечно, имел незначительный чин, но он писал пьесы для театра самого микадо, а театром Митико бредила. Могла ли она увлечься Ацуёси? Да.

Тодо досадливо хмыкнул. Ему никак не удавалось сократить число подозреваемых. Кроме того, его удивило ещё одно странное обстоятельство, и он поинтересовался:

— Цунэко-сан, а почему она не могла тогда полюбить Фудзивару-но Наримаро? Он принц, чиновник высшего ранга, музыкант, воин, актёр.

Наримаро застонал.

— Именно поэтому и не могла, — не задумываясь, ответила Цунэко. — Все знали: чтобы поймать в