Дорогое утешение - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 33

криво усмехнувшись, но одновременно продолжая искренне удивляться. — Обедает она исключительно в ресторанах. Предпочитает ресторан «Столица», что на улице Баумана. Самый дорогой, между прочим… Одежда на ней точно потянет на несколько тысяч — прям как будто с обложки какого-нибудь московского журнала сошла. Прически себе делает шикарные и, надо полагать, дорогие, едва ли не каждый день, причем проводит в парикмахерской по несколько часов. Вчера, к примеру, она провела там около трех часов…

— А что это за парикмахерская и где она находится? — поинтересовался Виталий Викторович.

— Самая лучшая парикмахерская в городе. Даже не парикмахерская, а салон. Расположен он на Карла Маркса. Туда жены многих наших руководящих работников ходят…

— Понял тебя, — кивнул Виталий Викторович. — Валяй дальше!

— Дважды она посещала по вечерам пока не известную мне квартиру в первом подъезде дома номер шестнадцать по улице Красных Коммунаров, в котором не проживает ни она, ни кто-либо из ее родственников, и оставалась там один раз на сорок минут, а второй — почти на полтора часа. Какую квартиру она посещала — пока не выяснено. С целью дальнейшего проведения разыскных мероприятий сделана фотографическая карточка Поляковой. Завтра с ее помощью постараюсь выяснить у жильцов дома на Красных Коммунаров, в какую квартиру она ходит и к кому именно.

— Еще есть что-то? — спросил майор.

— Да, — ответил Рожнов. — Сегодня Полякова опять приходила в салон и провела там два с лишним часа.

— И что она там делала? — удивился Щелкунов.

— Главное не то, что Полякова там делала, а то, что она вошла в парикмахерский салон, а примерно через час где-то, не выходя из него, снова туда вошла.

— Так, может, она вышла с черного хода, а вернулась через центральный? — предположил Виталий Викторович.

— Я тоже так поначалу подумал, — согласился Рожнов. — Только вот зачем она выходила с черного хода, по какой такой надобности? Значит, какая-то причина имеется.

Он снова пытливо посмотрел на майора Щелкунова. Вопрос был задан вполне резонный, наводил на некоторые раздумья и требовал верного ответа. Зачем понадобилось Инге Поляковой покидать салон через черный ход? Скорее всего, чтобы никто не увидел, как она выходила. Но тогда вновь напрашивается тот же самый вопрос: зачем?

Ответ на этот вопрос — Виталий Викторович в этом не сомневался — вскоре найдется. А пока надлежало продолжать наблюдение за Поляковой, о чем он и сказал капитану Рожнову.

— Есть, — по-военному ответил Валентин Николаевич и покинул кабинет начальника отдела.

Едва за ним закрылась дверь, как зазвонил телефон, и дежурный по управлению доложил, что в доме номер одиннадцать по улице Чернышевского получил смертельное ножевое ранение директор ресторана «Столица» Штуцер Аркадий Семенович. И что дело это, ввиду особой важности, по приказанию начальника уголовного розыска подполковника Фризина поручено ему, начальнику отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством майору Щелкунову.

⁂

Директор лучшего в городе ресторана, посещение которого для преобладающего большинства горожан было значительным событием, лежал на лестничной площадке в луже крови возле приоткрытой двери. В проеме стояла женщина за сорок и без конца охала и вздыхала:

— Если б я знала, если б я только знала…

— А что бы произошло, если бы вы знали? — поинтересовался Щелкунов, прибывший вместе с бригадой на место преступления.

— Я бы ему открыла, — ответила она и приложила к глазам платочек. — Ах, если б я знала…

— Расскажите, пожалуйста, все по порядку, — вежливо попросил Виталий Викторович. — Итак…

— Сорок минут назад, да нет, уж час назад я услышала стук в дверь, — начала рассказывать Загорецкая. — Это меня насторожило…

— Почему?

— Во-первых, у меня имеется звонок, и стучать совсем не обязательно, — пояснила Алевтина Валерьевна. — А во-вторых, я никого к себе в этот час не ждала. Ко мне вообще мало кто заходит. Точнее сказать, никто не ходит. Родственников у меня в городе нет, а все служебные дела я стараюсь решать на работе…

— Хорошо. Что было потом? — задал следующий вопрос Виталий Викторович, бросив быстрый взгляд на женщину.

— Я решила не открывать неизвестно кому. Мало ли… Вы не хуже меня знаете, что сейчас в городе происходит, — продолжила Загорецкая. — Однако стук продолжался. Тогда я подошла к двери и громко сказала, чтобы тот, кто находился за дверью, услышал: «Открывать я не буду и, если стук повторится, позвоню в милицию!»

— У вас что, в квартире есть телефон?

— Нет. Это я так, для устрашения сказала, — чуть виновато посмотрела на майора Загорецкая.

— И что, в квартиру после ваших слов перестали стучать?

— Пару раз еще стукнули и перестали… Сейчас-то я понимаю, что Аркадий Семенович стучал уже из последних сил, — всхлипнув, опустила голову Алевтина Валерьевна.

Было видно, что Загорецкая и Штуцер не просто соседи, их связывало нечто большее… На лестничной площадке четыре двери, он прополз мимо двух, оставляя за собой кровавый след, и умер прямо у порога Загорецкой. Может, он хотел с ней попрощаться?

— А вы его хорошо знали? — поинтересовался Виталий Викторович, хотя правдивого ответа не ждал. Так оно и случилось.

— Ну, как хорошо, — не очень правдиво изобразив некоторую задумчивость на лице, промолвила Загорецкая. — Так, по-соседски. Как и все.

В ее словах отчетливо чувствовалась фальшь. Врать она совершенно не умела…

Примчалась супруга Аркадия Семеновича, которой сообщили о несчастье, случившемся с ее мужем. Бледная, растрепанная, с трясущимися губами. Увидев лежащего в крови мужа, она зарыдала, и Виталию Викторовичу больших трудов стоило успокоить ее. Потом он стал задавать ей вопросы, на которые Генриетта Адольфовна Штуцер отвечала весьма односложно:

— Когда вы последний раз видели мужа?

— Утром.

— Он был чем-то обеспокоен?

— Нет.

— То есть все было как всегда…

— Да.

— В последнее время в адрес вашего мужа поступали от кого-либо какие-нибудь угрозы?

— Нет.

— И на работе у него все было нормально?

— Да, — ответила Генриетта Адольфовна и добавила: — Насколько мне известно.

Она посмотрела на тело мужа, распластанное в неестественной позе на лестничной площадке возле чужого порога, и снова горько заплакала. Слезы обильно катились по ее полноватым щекам, и казалось, конца этому не предвидится. Глядя на гражданку Штуцер, майору почему-то вспомнилась Настасья Короткова, вот так же неутешно рыдавшая над телом супруга, убитого в сорок шестом году из немецкого самозарядного пистолета «вальтер» возле подъезда своего дома. Сил не было на нее смотреть, так она сокрушалась по поводу невосполнимой утраты в лице любимого мужа, едва волосы на себе не рвала. Оно и понятно: война закончилась, мужчины, оставшиеся в живых, домой вернулись, а тут из немецкого пистолета уже в мирное время мужика, на войне выжившего, прикончили. Ну, как тут слезами не обливаться да волосы на себе не рвать? А