Фрэнк Толлис - Смертельная игра Страница 31

Кэтрин замолчала.

— Что произошло потом?

— Вспыхнула молния, — продолжала Кэтрин. — И я увидела корзинку с вышиванием и ножницы. Он был так поглощен обслюнявливанием и тисканием, что можно было легко до них дотянуться. «Убей его, — сказала я. — Возьми ножницы и вонзи их ему в спину». Но Амелия не двинулась. Я слышала, как она сказала: «Нет, я не могу». Я стала ее уговаривать: «Ну же, давай, ты должна это сделать». Она снова сказала: «Не могу». Ее рука не двигалась. Тогда я сказала: «Ладно, тогда я сделаю это, если ты не можешь». Когда я взяла ножницы, герр Шеллинг вдруг отодвинулся. Снова вспыхнула молния. Стоя на коленях, он смотрел на меня. Потом опять стало темно, но эта картина до сих пор у меня перед глазами. Очертания головы, плеч, заостренные кончики его усов. Я села и ударила ножницами… Было слышно, как он ловит ртом воздух. Я почувствовала его сопротивление и ударила сильнее. Он выругался, а потом скатился с кровати. Дверь открылась и с грохотом закрылась… он ушел. Я положила ножницы обратно в корзинку и натянула одеяло до подбородка. За окном лил дождь, барабанил по крыше и шлепал по мокрым тротуарам внизу. Вдруг мне стало плохо, я почувствовала, что устала и совсем обессилела.

Кэтрин зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Ты и сейчас чувствуешь себя уставшей?

— Немного…

— Тогда спи, — сказал Либерман. — Ты здесь в безопасности, Кэтрин. Закрой глаза, и очень скоро ты уснешь.

Веки Кэтрин задрожали, и через несколько мгновений ее дыхание стало размеренным. Либерман замер, наблюдая за своей спящей пациенткой.

— Доктор Либерман?

Он вздрогнул от неожиданности. Глаза Амелии Лидгейт снова были открыты.

— Доктор Либерман, — повторила она. — Пожалуйста, можно мне стакан воды? Я очень хочу пить.

Она говорила по-немецки.

35

Третья комната для приемов резиденции фон Рат предназначалась для меньшего количества гостей, чем первая и вторая, но все равно по общепринятым стандартам она была огромной. Потолок украшал великолепный плафон в классическом стиле, изображавший играющих на дудочках пастушков, танцующих с нимфами под дымчато-голубым небом. С двух сторон комнаты располагались камины из красного мрамора с высокими позолоченными французскими зеркалами, а все стены были увешаны старинными гобеленами. Вдоль длинного ряда окон со ставнями на малахитовых постаментах красовались бюсты древних философов и богов, которые смотрели на собравшихся людей невидящими глазами.

Брукмюллер зажег все свечи в канделябре и поставил его за спиной своей невесты. Затем он сделал знак Хёльдерлину погасить газовые лампы. Комната сразу сжалась, центр ее превратился в круг трепещущего света среди огромного темного пространства.

Оба мужчины вернулись к столу. Козима фон Рат внимательно осмотрела своих гостей. Несколько месяцев прошло с тех пор, как они в последний раз присутствовали на сеансе у фройляйн Лёвенштайн, но эти люди выглядели точно так же, кроме, может быть, графа, сильно припухший глаз которого все старались не замечать.

Слева от нее сидел Брукмюллер, затем Уберхорст, нервно сцеплявший и расцеплявший свои тонкие маленькие пальцы. Дальше сидел граф и — прямо напротив хозяйки — Натали Хек, чьи широко открытые глаза стали черными, как уголь. Справа от Козимы сидели Хёльдерлины: сначала Юно, беспрестанно моргающая, и Генрих, на лице которого застыло торжественное выражение. Заметно недоставало Брауна — красивого молодого художника.

Пышная фигура Козимы отбрасывала огромную тень на полированную поверхность круглого стола. Блестящие плитки с буквами в алфавитном порядке и цифрами от нуля до девяти — все написанные готическим шрифтом — располагались одинаковыми дугами. Ниже находились четыре плитки покрупнее со словами «Да», «Нет», «Может быть» и «Прощайте». В центре стола стояла деревянная дощечка в форме сердца на трех маленьких колесиках.

— Все готовы?

Присутствующие шепотом выразили свое согласие.

— Тогда начнем.

Козима положила толстый палец на дощечку, и все по очереди сделали то же самое.

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы выяснить, что произошло с нашими друзьями Шарлоттой Лёвенштайн и Отто Брауном. Если здесь присутствует добрый дух, который может помочь нам в этом, пусть он объявится.

Дощечка не двинулась.

Полная грудь Козимы поднялась и опустилась при вздохе. На ее анкхе сверкнул драгоценный камень.

— Именем Исиды и Осириса, Адоная, Элохима, Ариэля и Иеговы мы смиренно просим вас, великие духи, обладающие бесценным Сокровищем Света, пожалуйста, помогите нам.

Повисла гнетущая тишина.

— Ни у кого из нас нет силы, — произнес Заборски с присущей ему резкостью.

— Мой дорогой граф, — сказала Козима, повернув свое плоское круглое лицо к эксцентричному аристократу, — никто из нас, конечно, не обладает особым даром фройляйн Лёвенштайн, но…

— Нам нужен ясновидец, — перебил он. — Настоящий.

— Если мы искренни в наших желаниях, — продолжала Козима, игнорируя слова Заборски, — то духи помогут нам.

Оглядев собравшихся, она добавила:

— Пожалуйста, давайте все сосредоточимся. Думайте о фройляйн Лёвенштайн и откройте свои сердца воздействию высших сил. Придите, благословенные духи, придите к нам… — Голос ее стал выше и задрожал под влиянием эмоций. — Придите, духи, придите…

Дощечка дрогнула и сдвинулась на дюйм.

Натали Хек открыла рот от удивления и бросила косой взгляд на графа Заборски.

— Вот, видите! — воскликнула Козима с упреком. — Они здесь… духи пришли.

Граф казался равнодушным.

— Кто ты? — продолжала Козима. — Кто ты, о дух, ответивший на наш призыв?

Дощечка покрутилась немного на месте и двинулась к первой дуге с буквами. Острый край сердца, служивший указателем, остановился под буквой «Ф». После короткой паузы дощечка показала буквы:

— Флорестан, — сказала Козима, сияя от радости. — Приветствуем тебя, Флорестан, обладающий сейчас бесценным Сокровищем Света. Кем ты был, Флорестан, когда ты находился в человеческом облике?

Дощечка показала:

— Где ты жил?

— Когда ты ушел из царства материального?

— Ты поможешь нам, Флорестан?

— Благословенный дух, уже две недели, как наша дорогая сестра Шарлотта Левенштайн покинула этот мир. Она хочет с нами пообщаться?

Дощечка не шевельнулась.

— У нее есть для нас какое-нибудь сообщение?

Ничего.

— Мы можем с ней поговорить?

Опять никакого движения.

Заборски фыркнул и сказал тихо:

— Этот Флорестан слишком слаб. Нужно вызвать более мощного духа.

— Дорогой граф, — сказала Козима, стараясь изобразить улыбку, — мы должны выказывать уважение всем посланникам светлого мира.

Фрау Хёльдерлин, сидящая рядом с Козимой, повернулась к ней и шепнула:

— Спросите еще раз.

— Флорестан, — позвала Козима, голос ее все еще дрожал, — Шарлотта Лёвенштайн хочет поговорить с нами?

Тишина.

— Спросите его, что случилось, — прошипела фрау Хёльдерлин. — Спросите, что с ней случилось?

— Шарлотту Лёвенштайн забрали… — осторожно начала Козима, — высшие силы?

Дощечка двинулась по кругу и остановилась недалеко от того места, где была в самом начале.

— Первого ранга?

— Второго?

— Третьего? — От недоверия сопрано Козимы фон Рат перешло на невозможно высокий регистр звучания.

Дощечка покатилась по столу к соответствующей плитке.

Собравшиеся начали перешептываться.

— Но почему? — вскрикнула Козима.

Шепот затих, и дощечка снова поехала к буквам и показала:

— Какой грех?

Толстая шея Козимы задрожала от волнения, и она спросила:

— Она пыталась управлять высшими силами?

— Зачем?

Дощечка не ответила, и комната опять погрузилась в тишину.

— Зачем она это делала? — повторила Козима.

Дощечка не шелохнулась.

— Где она? — продолжала Козима. — Куда ее забрали?

Ничего.

— А что насчет Отто? — сказала Натали Хек. — Спросите, что случилось с ним.

Кивком головы показав, что услышала ее, Козима спросила:

— Флорестан, а где герр Браун?

И снова ничего.

— Герра Брауна тоже забрали?

Дощечка дрогнула и медленно подкатилась к ответу

— Он жив?