Призрак Сомерсет-Парка - Б. Р. Майерс Страница 3

– Стоило вашей свече погаснуть, как он тихонько сообщил кое-что мне на ухо, – прошептала я, подавшись к ней.

– И что он сказал? – осведомилась мисс Хартфорд, потянувшись рукой к нитке жемчуга, которой у нее на шее больше не было. И тут я поняла, что она попалась.

В памяти всплыло слово.

– Камин, – выпалила я.

Ее брови сошлись в одну линию.

Констебль Ригби грубо оттащил меня в сторону.

– Не дайте себя одурачить, – сказал он дочери миссис Хартфорд. – Ей соврать – все равно что дышать. Вашей семье повезло. Завтра прочтете о ней в газетах. Это у нас Женевьева Тиммонс, которую разыскивают за воровство, грабеж и… убийство.

Мисс Хартфорд побледнела и отскочила на несколько шагов. К этому времени вся кухонная прислуга и остальные члены семейства Хартфорд успели сгрудиться у нее за спиной и стали свидетелями представления.

Констебль Ригби крепче сжал мою руку, склонился ближе, и я учуяла запах копченой селедки, которую он ел на обед.

– Теперь не улизнешь, склизкий угорь, – прошипел он мне в ухо. – Теперь-то тебя повесят, уж я прослежу!

Я молчала, пока полисмены вели меня к тюремной повозке, что дожидалась у края мостовой. Сказать в свою защиту мне было нечего. Ригби сказал обо мне чистую правду.

Глава 2

В полицейском участке пахло так же, как пахнет ранним утром в лондонских подворотнях, – густым сонным отчаянием. Я, все еще в наручниках, ждала, пока констебль Ригби занесет в мое досье новые сведения; тот не слишком поторапливался. Я уже знала, что там написано, поэтому отвернулась в сторону, стирая из памяти картину недвижного тела с вывернутой под жутким углом головой.

– Закончились ваши преступные денечки, мисс Тиммонс, – сказал фараон, не заботясь скрыть скабрезное довольство в голосе. Ради меня Ригби затягивал процедуру: обычно к этому времени я уже торчала в камере. – Мы назначили дату слушания по вашему делу. Правда, вряд ли оно того стоит. Улик хватит, чтобы завалить зал суда целиком. В день казни посмотреть на вас соберется толпа. – Он обмакнул перо в чернильницу и поставил размашистую подпись.

Я зевнула, давая понять: меня его мерзкий восторг не трогает. По правде говоря, я уже давно знала, как умру. Пророчество гадалки я могла бы пересказать наизусть. Я умру, захлебнувшись водой, а вовсе не болтаясь в петле – по крайней мере, этого констеблю Ригби не видать. В тот миг меня гораздо больше тревожил мой саквояж. Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, нет ли его под столом. Мысль, что констебль Ригби вцепится своими грязными руками в матушкину Книгу духов, была невыносима.

– Я внесу залог, – предложила я. У мисс Крейн имелись глаза и уши по всему Лондону. До нее уже должна была дойти весть о моем аресте. Это мисс Крейн узнала от постоянного клиента пансиона о тревожных настроениях семейства Хартфорд. Она пообещала, мол, я сумею получить с этих богатых болванов достаточно, чтобы сохранить за собой комнату еще на три месяца без необходимости развлекать посетителей, как другие девушки.

Но именно суммы трехмесячной оплаты за комнату мне недоставало, чтобы уехать навсегда. Сегодня вечером с вокзала Паддингтон отправлялся поезд, и я все еще намеревалась на него попасть. Не для того я все эти месяцы замышляла побег, чтобы в последний миг все испортил констебль Ригби. Все еще получится, уверяла я себя. Я хотела убраться подальше от Лондона и его волглых закоулков, подальше от мисс Крейн и ее приторных улыбок, что скрывали черную душу, подальше от скорбящих семейств, от всех этих смертей. «Умереть легче всего, – наставляла maman, и французский выговор смягчал резкость английских слов. – На долю живых остается страдание».

В глубине сердца кольнуло знакомой болью, но я не поддалась. Я скомкала воспоминание и затолкала ко всему остальному в такой дальний уголок памяти, что перестала что-либо различать, как на мутном дне Темзы.

Вдруг слева донеслось дребезжащее покашливание. В нескольких футах от меня стоял пожилой господин в элегантном шерстяном пальто и прижимал к лицу носовой платок. Под полями цилиндра виднелись белые брови. Другой рукой, затянутой в перчатку, он сжимал набалдашник трости в виде золотой змеиной головы с красными глазами, должно быть, рубинами. Редкая вещица, за которую можно выручить куда больше, чем за кольцо и браслет миссис Хартфорд.

– Мне жаль, сэр, но я ничего не могу поделать, – сказал ему дежурный полисмен.

– Поймите, – не отступал старик, – мой господин настаивает, что дело нужно возобновить.

Дежурный нахмурился.

– У нас нет никаких новых улик. – Он помолчал, будто желая что-то добавить, но не решился.

Констебль Ригби подошел к столу, оттеснил младшего полисмена в сторону и обратился к посетителю:

– Расследование коронера было проведено тщательно. Возможно, вам стали известны новые обстоятельства? – откровенно намекнул он.

С натужным вздохом, похожим на одышку, джентльмен достал из кармана пальто конверт.

– Надеюсь, это поможет убедить ваше начальство снова вернуться к расследованию. – Он вложил конверт в ладонь констебля Ригби.

Тому, по крайней мере, хватило ума не пересчитывать деньги у всех на виду. Вместо этого он подтолкнул помощника в мою сторону.

– Отведи ее в дальнюю камеру, – велел Ригби. – А я пока лично побеседую с этим джентльменом.

Круглолицый дежурный, услышав его слова, слегка втянул голову в плечи. Констебль Ригби это заметил.

– Самое страшное, на что способна мисс Тиммонс, – закричать, когда петля ее придушит.

Я распрямила плечи.

– Я слышу голоса мертвых! Они утверждают совершенно противоположное. Попомните мои слова, Ригби, я покину участок сегодня же, еще до окончания вашей смены.

– Да неужели? – улыбнулся он, обнажив кривоватые зубы. – Тогда скажите-ка, что у меня в кармане?

– Я знаю только то, что мне говорят призраки. До содержимого ваших карманов им дела нет – лишь до вашей души, вернее, полного отсутствия оной.

– Призраки? – Дежурный констебль тревожно сглотнул, но мне было знакомо подобное выражение лица – смутная надежда вперемешку со скорбью. Глаза у него были добрые – пожалуй, можно воспользоваться этим в собственных интересах.

Я, прищурясь, уставилась на него.

– Чувствую кого-то рядом с вами, – заявила я. – Это женщина…

Он молчал, но щеки его покраснели.

– Волосы у нее… – я медлила, склонив голову, будто старалась сосредоточиться, – забраны наверх.

– Седые? – засопел дежурный.

– Молчи! – оборвал его констебль Ригби. – Она все использует против тебя.

Я продолжила:

– Дама в возрасте. Это кто-то из ваших близких. Ее глаза…

– Голубые? – подсказал дежурный.

– Нет, – покачала я головой, – встревоженные. Она печется о вас. Вы состоите в родстве. Она занимает важное место в