Бесшумная смерть - Эдуард Анатольевич Хруцкий Страница 3

Удивительно быстро бывший старший прапорщик-подрывник приладился к крутой московской моде. На шее у него висела золотая цепь, на руке – «рыжий» «ролекс» и массивный браслет. Конечно, на пальце левой руки расположилась крупная «гайка» – перстень с печаткой.

Борис посмотрел на него и улыбнулся.

– Ты чего, командир? – спросил Сергей.

– Золота на тебе больше, чем в ломбарде.

– Да брось ты, командир, люблю я это.

– Ты же не цыган.

– При чем здесь цыган? Нравится мне.

Действительно, Серега Попов с радостью окунулся в новую, непонятную жизнь. За один день он зарабатывал больше, чем за год опасной и тяжелой службы в Анголе или Мозамбике. Внешним аксессуарам благополучия он придавал особое значение. Пригнал из Мюнхена БМВ, одевался только в «Калинке-Стокманн», носил золото и отпадные часы.

– Ну, если нравится… Проходи.

– Ну что ты, в натуре, командир, достаешь меня с этими цацками.

– Да носи на здоровье. Ты теперь новый русский.

– Ну чё ты, в натуре…

– Вот видишь, и говорить стал, как малолетка из Матросской Тишины.

Серега насупился. Он любил и уважал Кондрашова с тех пор, как они вместе портили жизнь южно-африканцам в Анголе, а особенно в Мозамбике.

Борис Кондрашов тогда еще не был Капитаном, носил погоны старшего лейтенанта и командовал особой диверсионной группой, в которой специалистом-подрывником был старший прапорщик Попов. Поэтому любое замечание командира Сергей воспринимал болезненно.

– Иди мойся, командир, а я завтрак сооружу.

– Ты ко мне по делу или просто в гости?

– По делу, командир. – Сергей поставил кофейник на плиту.

– Тогда готовь завтрак, а я – в душ. – Капитан пошел в ванную.

Холодная вода окончательно отбросила остатки сна. Он стоял под тугими струями и смотрел на себя в зеркало.

Тридцать два, а сложен он неплохо, ни одного грамма жира. Только рубцы – отметины после Анголы и Мозамбика – оставались на теле.

Он смотрел в зеркало и думал о том, что, если бы опять его послали воевать в джунгли, он не просто поехал бы, а побежал со спринтерской скоростью. И денег ломовых не надо, и тряпок, и кабаков. Лучше быть офицером великой страны, чем подручным у непонятного человека.

Борис растерся полотенцем докрасна, накинул халат и вышел на кухню.

Сергей сообразил завтрак. Стол был накрыт с профессиональным военным шиком.

Капитан сел за стол, отпил кофе.

– Что за дело, Сергей?

– Шеф срочно требует. Он уже знает, что ты завалил чекиста. Как же так, командир?

– Сука Рудерман подставил.

– Не может быть!

– Как видишь, может.

– Вот сука, – злобно сказал Сергей, – ну, ему теперь не жить.

Борис допил кофе, сполоснул чашку. Он не любил, когда в доме оставалась грязная посуда.

– Поехали.

Майор Олег Кольцов

Лицо сидящего человека распадалось на множество мелких деталей, и он, как в детстве, когда собирал из кубиков нужное слово, пытался совместить эти детали.

Наконец ему это удалось, и Олег увидел незнакомого человека.

– Здравствуйте, Олег Николаевич, я следователь прокуратуры Востряков.

– Где я?

– В госпитале, на Пехотной. Вы можете отвечать на мои вопросы?

Лицо следователя плыло, рассыпалось и складывалось вновь. Но теперь у него не было правого уха.

– А почему у вас одно ухо?

– Как так? – удивился Востряков, но, посмотрев на раненого, видимо, понял все. – Я его дома забыл, Олег Николаевич, приеду дня через два, обязательно прихвачу с собой.

Олег уже не видел его, а слышал только голос, доносившийся из прошлого, из далекого далека. Второй раз он пришел в себя и прохрипел:

– Пить.

– Сейчас, – ответил до боли знакомый голос. Сильная рука приподняла его голову, и он начал пить прохладный кисловатый напиток.

Олег пил и не мог напиться. Ему казалось, что пьет он много и долго, хотя он сделал всего два глотка.

– Попил?

И Олег вспомнил, чей это голос. Рядом с ним сидел начальник отдела Юрий Комаров.

– Это ты, Юрий Павлович?

– А кто же, если не руководство, поддержит сотрудника в трудную минуту.

– Это точно, – Олег почти пришел в себя, – тут ко мне из прокуратуры…

– Не бери в голову.

– Я курить хочу.

– Значит, будешь жить. Сейчас сделаем, только пару затяжек. А то меня врачи съедят.

Олег два раза затянулся. Никогда еще сигарета не казалась ему такой вкусной.

– Ты все помнишь? – спросил Комаров.

– Все.

– Как ты попал на этот чердак?

– Связь Рудерман…

– Агент?

– Псевдоним Спирин. Сказал, что в нише под окном два килограмма кокаина. Ну, я и пошел проверить… Начал копаться, а тут эти… Один сразу выстрелил, я его завалил, а второй…

– Как у тебя в кармане оказался стальной портсигар?

– Он не стальной, из особого сплава сделан. Такие теперь на космических предприятиях лудят вместо ракет. Мне его наши ребята из Подлипок подарили.

– В ножки им поклонись. Он и увел пулю от сердца. Крови ты потерял много. Все-таки два ранения, одно касательное, другое навылет. А сознание ты потерял от контузии. Пуля в портсигар ударила, сам понимаешь с какой силой. Но врач сказал твердо, что служить сможешь.

– Обрадовал. Лучше бы дали мне пенсию по увечью и отпустили бы с богом.

– Ага… Отпустили бы, да что ты делать будешь? Что ты умеешь?

– У меня в дипломе профессия юрист записана.

– Юрист-прикладник, – захохотал Комаров, – ты лежи спокойно. Выздоравливай. Кстати, поздравляю тебя.

– С чем?

– Тебе подполковника дали, а ты бежать собрался. Чего молчишь? Рад?

– Даже не знаю.

– Вот и сообщай вам приятные новости, – обиженно сказал Комаров. – Ты сколько в майорах переходил?

– Три года.

– Ну вот, справедливость восторжествовала.

Олег молчал. Почему-то известие это совершенно не тронуло его. Еще несколько лет назад он находил любой предлог, чтобы позвонить в кадры, ожидая услышать, что пришел приказ и он должен срочно бежать за бутылкой. А сейчас… Видимо, не прошли для него бесследно те несколько часов, когда жизнь по крупице уходила из него. Что он чувствовал в эти минуты? В памяти восстановились те несколько мгновений, когда сознание возвращалось к нему. Тогда в нем жила только горячая боль, и она владела им полностью до тех пор, пока он вновь не проваливался в темноту.

– Ну, ты, видно, устал, – сказал Комаров, – я пойду. А Рудермана твоего мы выдернем. Бывай.

Дверь за Комаровым закрылась, и наступила тишина. Особая, больничная, замешанная на тревоге, боли и ожидании.

Кольцову некого было ждать. Четыре года назад жена забрала сына и ушла. Вернее, уехала на недавно купленной «шестерке». Деньги на машину дала мать, продавшая картину Нестерова. Машина была записана на жену. Олег так и не собрался продать свой