Зорич - Марина В. Кузьмина Страница 28

был явно человек, гомо сапиенс. Антон сорвал с головы шапку, азартно замахал ею и заорал что-то дикое. И лёгкий ветерок принёс едва слышное, клочками в ответ. Если прилепить своё, недостающее, то получится что-то вроде: «Чего орёшь-то?» или «Чего разорался, дурень?!»

И не обидно было Антону, а радостно. Последний раз он общался с людьми летом в посёлке, куда ходил за продуктами и сбывал мелкую рухлядь. А до того — прошлой зимой, с казаками Евгения Ивановича.

Антон приостыл, передумал идти навстречу. Приосанился и застыл в ожидании. А Ярый, спустившись по камням вниз, подошёл, осторожно принюхиваясь, к приблизившемуся незнакомцу. А тот, к удивлению Антона, стал трясти и гладить голову большущего пса. Не у каждого хватило бы смелости сделать это! Подойдя к выступу, незнакомец, цепляясь за камни, уверенно поднялся наверх, проигнорировав протянутую в знак помощи руку Антона. Выпрямившись, крепко сжал ладонь Антона и пробасил:

— Ну, будь здрав, хлопчик!

Из-под шапки лицо обрамляли покрытые лёгкой сединой чёрные волосы. Длинные, до крутого подбородка, напомнившие чьи-то Антону, пышные усы. Чёрные жалящие глаза из-под густых бровей. Лет пятьдесят, наверное, а ни одной морщины.

— Ну? Что смотришь? Будет ещё время — разглядишь! Веди в дом, хозяин!

Человек свистнул Ярому, повернулся и зашагал, твёрдо ступая по следам Антона. Слегка опешивший от такой бесцеремонности Антон с интересом разглядывал его сзади. Здоровенный, есть в нём какая-то тяжеловесная, медвежья уверенность. На широкой спине, как бы по себе, тюк с лямками, сшитый непонятно из какого блестящего материала. Вес, должно быть, неподъёмный, а легко идёт, не натуживаясь. Штаны на нём какие-то непутёвые, в полосочку. Ноги обуты в кожаные, с меховыми крагами сапоги. «Ну и размерчик!» — подивился Антон и, собравшись, неуверенно спросил:

— Дядь, а вы откуда? Што-то не пойму. Вы собраны так, будто от соседа вышли.

— А ты не напрягайся, сынок! Будет ещё время, познакомишься, а пока считай — из Тьмы Тараканьей я! Вот так-то!

Дядя уступил дорогу, лишь когда след потерял. Оглядев избушку, похвалил:

— Молодец, хорошо устроился!

Когда Антон вытянул палку из скоб поперёк двери, поинтересовался:

— А это зачем?

— Росомаха чудит. Из одной шапку сшил и до этой доберусь!

В сенях незнакомец снял висевший кабаний окорок, поднёс к лицу, шумно втянул запах в себя и восхищённо протянул:

— Свининка! Сто лет не едал! Ай молодец, парень! Ей-богу, молодец! Если ты скажешь, что у тебя ещё и борщец водится…

— Ну да, — непонимающе уставился Антон. — А как же!

У меня же огород. И картошка, и свекла, и всё такое.

Войдя в комнату и стянув со спины поклажу, дядя с облегчением сказал:

— Ну и слава богу! Значит, с голоду не помрём. А это, — показал на тюк, — всё тебе. «Чинарики» на дорогу собрали.

— Кто-кто?!

— Неважно. Потом расскажу. Значит, так. Зови меня дядя Федя. Если ты не против, я у тебя тут поживу пока. Времечко у меня появилось свободное. Так как, не возражаешь?

— Да что вы, дядя, — заулыбался Антон. — Да я с радостью.

— Ну и ладно! А теперь — червячка заморить бы! — дядя Федя похлопал себя по животу.

Положили в печь дров, сунули растопку. Пока Антон искал спички, дядя Федя достал из кармана брюк какую-то вещицу, щёлкнул — и в печи загудело.

Зажгли лампу. Антон поставил на плиту кастрюлю с борщом. А дядя Федя нарезал большими ломтями мясо, спросил:

— А с хлебом-то у тебя как?

— Да вот, лепёшки пеку.

— Хреново. Хлеб — всему голова! Я тебе печку с духовкой выложу. Глина-то у тебя тут есть?

Антон кивнул головой.

— Ну и славно! А где же ты харчи хранишь?

— Да у меня же погреб в сенях. Там и храню. Траву сушёную в суп, на чай — тут, в углу. Там и лук висит.

Дядя Федя крякнул, расправил усы и тепло сказал:

— Молодец, казак!

Потеплело. Сняв куртку, дядя Федя остался в рубашке со множеством карманов. Вытянув из-за широкого ремня с заклёпками солидных размеров револьвер, положил его на подоконник, разъяснил, предупреждая расспросы:

— Взял с собой на всякий случай!

Антон, покопавшись в углу, выставил на стол бутыль с мутной жидкостью. Едва взглянув, дядя Федя заулыбался во весь рот:

— Ну так это же полный комплект! А я всё думал: что-то не так, и запах вроде бы не такой. Но теперь — норма. Так ты, значит, знаток?

— Да что вы, дядя Федя! Это же мне в посёлке дали на случай, если простужусь.

— Посёлок-то далеко? — прищурился дядя Федя.

— Да нет, одна ночёвка.

— Ну дык, тогда нет проблем! А зачем простуду-то ждать?! Она придёт — а вот хренушки, ты ей не по зубам! Потому что ты уже готов! Посуда-то есть?

Антон нашёл две кружки. Дядя Федя до половины наполнил их. Одну протянул Антону, а другую поднял над столом:

— Да чтоб всем болячкам конец пришёл!

* * *

К ночи затянуло небо тучами. Задуло, завьюжило. Замахали деревья ветками. Ветер порывами застучал в стекло. Залепил окно снежными хлопьями. В трубе загудело жалостно, всхлипами. А в избушке — тепло. Дядя Федя и Антон поделились уже частными соображениями о бытовой слагаемой жизни. И перешли к обсуждению философского смысла бытия. Утомив мозги, расслаблялись песнями. Дядя Федя мощным баритоном потрясал стены жилища походными казачьими песнями, отбивая такт по столу толстенными пальцами с копытоподобными ногтями.

Антон после нескольких попыток самоутвердиться в пении понял, что, не обладая куражом дяди Феди, он только путается под ногами, и умолк застенчиво.

Другое дело — Ярый! Проживая жизнь в одиночестве на подстилке за печкой, не зная здесь никого, кроме хозяина, попав в компанию, он сначала, положив морду на вытянутые лапы, умными глазами смотрел на «это». Когда же дядя Федя вошёл в раж, что-то случилось с ним непонятное. Влекомый какой-то силой, он подошёл к столу и, задрав морду кверху, стал подвывать жалобно. Когда он не попал в мелодию,