Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 27

Вскоре за Императорским дворцом закрепилось название – Дворец Мэйдзи. Состоял он из Тронного зала, Зала фениксов, где обычно проводились аудиенции, Западной и Восточной приемных, Урожайного зала и Зала тысячи блюд, в котором проводились шикарные банкеты, а также просторного Дальнего зала.

По обыкновению, император Мэйдзи проводил встречи в Зале фениксов, по углам которого стояли огромные птицы, вырезанные из розового дерева. Мифическая птица, обладающая способностью сжигать себя, а потом возрождаться вновь, чем-то напоминала его собственную империю: не единожды оказываясь на краю гибели, она всякий раз находила в себе силы для следующего возрождения.

Пошел тридцать седьмой год правления японского императора Мэйдзи. За короткий срок Япония из феодального раздробленного государства со слабой экономикой превратилась в индустриальное мощное государство и вошла в число сильнейших мировых держав. Как и подобает империи, Япония расширяла свое влияние, заполучая земли близлежащих стран, и теперь на очереди была Корея.

Интересы Русского государства и молодой честолюбивой Японской империи столкнулись на небольшом Корейском полуострове.

Понимая, что затянувшееся противостояние может перерасти в войну, Россия и Япония решили пойти на переговоры, в которых Япония признает за Россией Маньчжурию, предоставив ей право действовать на этой территории так, как ей заблагорассудится, а Россия откажется от своих претензий на Корею.

Однако японцы подозревали Россию в неискренности, и вскоре во время очередного доклада кадровый военный разведчик Мотодзиро Акаси донес императору слова вице-адмирала Дубасова[46], которые тот произнес на одном из официальных приемов вСанкт-Петербурге: «По естественному праву Корея должна быть наша. Когда человек протягивает ноги, то сковывает то, что у его ног. Мы растем и протягиваем ноги, Корея у наших ног, мы не можем не протянуться до моря и не сделать Корею нашею».

– Может, ты не расслышал его слов?

– Я все понял правильно, мой император. Я хорошо знаю русский язык, и адмирал стоял всего-то в шаге от меня.

– Распоряжусь, чтобы прервали переговоры с Россией, – произнес император. – На 4 февраля назначим совещание в парламенте. Уверен, что большинство поддержит меня, и мы начнем войну с Россией. Но одной военной победы над русскими нам недостаточно. Мы должны привести Российскую империю к полному упадку духа еще до разгрома русской армии. Такое настроение приблизит нашу победу. Неплохо было бы уничтожить их святыни, на которые молится вся страна. У них есть такие?

– В России немало святынь… Но самая почитаемая из них— Явленная Чудотворная Казанская икона Божией матери, считающаяся покровительницей русской земли. Заступницей. Когда-то она спасла Московское государство от завоевания поляками.

– Очень красивое название для иконы… Эти русские не лишены поэтического дара. Чем-то название иконы напоминает мне хайку[47]. Почему они называют ее Явленной?

– Когда-то икона приснилась девочке и сообщила ей, что находится в земле, указав, где именно следует ее искать. Русские поверили девочке и стали копать в указанном месте и обнаружили там икону. Икона явилась к ним. Отсюда и ее название.

– Если ее не будет, значит, икона не станет покровительствовать русским?

– Так считают сами русские.

– Поручаю вам уничтожить эту икону, и тогда ничто не будет стоять на пути к нашей победе. Значит, она пришла к ним из земли… Вот туда мы ее и загоним, Россию! Полагаю, что война с русскими начнется в ближайшую неделю.

– Император, какова будет моя дальнейшая судьба? С началом военных действий я не смогу оставаться в России. Во всяком случае, официально.

– Вас ждет новое назначение, на должность военного атташе в Стокгольме. Но Россия всегда должна находиться в фокусе вашего внимания до тех самых пор, пока мы не победим в этой войне.

Глава 11

5 июля 1904 года

«К сходням, господа!»

Глава нижегородской полиции барон Александр Александрович фон Таубе находился на службе в своем кабинете, когда адъютант вдруг принес телеграмму и взволнованно сообщил:

– Александр Александрович, ограблен Казанский Богородицкий девичий монастырь! От казанского полицмейстера телеграмма пришла… Помощи просит!

– Давай сюда! – нетерпеливо произнес барон фон Таубе.

Из телеграммы, оказавшейся предлинной, барон узнал, что шесть дней назад был ограблен Казанский Богородицкий монастырь: из собора в честь Явления Казанской Божией Матери вынесли две чудотворные иконы вместе с ризами и окладами, и одной из них была Казанская Божией Матери, почитаемая всеми верующими России, а другая – образ Спасителя.

Предполагаемые преступники – Федор Иванович Чайкин и его спутница Прасковья Константиновна Кучерова, вместе с которой должна быть ее десятилетняя дочь Евгения, отправились вверх по течению Волги на пароходе «Ниагара». Подробно, как это могут делать лишь полицейские чины, описывалась внешность разыскиваемых. Федор Чайкин – высокий мужчина двадцати восьми лет с окладистой русой бородой; Прасковья Кучерова – миловидная полнеющая женщина, двадцати пяти лет. В телеграмме казанский полицмейстер просил содействия в задержании преступников.

– Это что же такое происходит? – возмущенно подивился барон фон Таубе, складывая телеграмму. – Да за такое… – не договорив, он лишь неодобрительно покачал головой.

Всегда выдержанный, осознающий вес слова, он остался верен себе и сейчас. Но каждый, кто его знал, понимал, что в груди барона бушует настоящая буря, способная раскрошить в песок даже гранитный камень.

Глянув на часы в деревянном корпусе, стоявшие на его письменном столе, нижегородский полицмейстер понял, что счет идет на минуты. Пароход скоро прибудет к селу Кстово, где ненадолго остановится, дав возможность пассажирам слегка размять на берегу ноги, а через десять минут тронется в путь к Нижнему Новгороду, до которого будет километров двадцать пять. Скорее всего, преступники направляются именно в Нижний, где в это время проходят ежегодные знаменитые ярмарки и где им легко затеряться среди многолюдья. Но, возможно, святотатцы едут и далее, куда-нибудь к Костроме, а то и до Ярославля, но если не взять их на пароходе в Нижнем, тогда дальнейшие их поиски значительно усложнятся.

– Позови ко мне участкового пристава Михайлова. Да побыстрее! Время не терпит!

Через пятнадцать минут в кабинет полицмейстера вошел высоченный пристав с крепкими плечами борца цирка. Собственно, им он и являлся до поступления на службу. На манеже он боролся во французской борьбе с лучшими атлетами России, а однажды занял почетное третье место после Ивана Поддубного[48] и Георга Луриха[49].

– Вот что сделай, братец, подбери из городовых троих таких же силачей, как ты сам. Сейчас мы отправимся в село Кстово, сядем на пароход «Ниагара», в котором едут преступники, и постараемся их арестовать.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – паровозной трубой прогудел пристав.

– Не забудь прихватить этого рябого унтера… Как его,