Кларк и Дивижн - Наоми Хирахара Страница 9

это милое лицо, которое я так хорошо знала, было как человеческий череп, обтянутый чьей-то шкурой. Даже ее черные волосы, всегда любовно уложенные, потускнели, утратили блеск. Только родинка на правой щеке подтверждала, что в этом теле совсем недавно обитала душа Розы Муцуко Ито.

Я не смогла шевельнуться даже когда папа поднялся на ноги и, спотыкаясь, вышел из комнаты.

Не знаю, долго ли я так простояла, но в какой-то момент голос коронера-судмедэксперта прорвался сквозь шум вращающегося вентилятора. Он спросил, может, хватит уже, я кивнула, и он накрыл Розино лицо простыней.

– Могу я поговорить с вами, мисс Ито?

Коронер провел меня в свой кабинет. На полу и на письменном столе посреди комнаты высились стопки папок. Мне указали на деревянный стул на колесиках, который, когда я на него села, скрипнул и откатился. Все в моей жизни было непрочно и неустойчиво, даже пол в этом кабинете.

Коронер взял папку и лизнул указательный палец, намерившись перелистнуть страницу, но не перелистнул, а сразу приступил к делу.

– Ваша сестра сделала аборт. Это было недавно. Возможно, пару недель назад.

Его голубые глаза были цвета мраморных шариков, с которыми играл один наш сосед в Тропико.

– Вы ошибаетесь, – сказала я, удивив этим заявлением даже себя самое. Не в моих это было правилах, сказать хоть кому-то при власти, и особенно мужчине-хакудзину, что он неправ. Но с какой стати он упоминает такое отвратительное, преступное деяние, как аборт, когда моя сестра мертва? – Ее переехал поезд.

– Свидетельства аборта неоспоримы. Я обязан указать это в своем отчете. Но не это стало причиной смерти, которая определенно явилась результатом самоубийства.

То, что ему хватало духу решительно заявить, что Роза покончила с собой, хотя он ни малейшего представления не имел, что она была за человек, не укладывалось у меня в голове. Мне хотелось крикнуть ему в лицо, что моя сестра не стала бы себя убивать. Да к тому же за день до нашего приезда в Чикаго!

Судебный медик молча, в упор на меня посмотрел, и я поняла, что он пытается до меня донести. Она и покончила-то с собой, считал он, из-за нашего приезда – надо думать, со стыда за то положение, в каком оказалась.

– Роза так бы не поступила! – Мысленно я выкрикнула это во всю силу своих легких, но слова, слетевшие с моих губ, были едва слышны.

– Мне жаль, что именно я вынужден вам это сказать, – произнес он.

Я поняла, что переубедить его не удастся.

– Я могу забрать ее вещи?

Не хотелось, чтобы хоть что-то Розино осталось в морге.

– Все, что было в сумочке, сейчас в полиции.

– А ее платье?

– Нам пришлось его срезать. Оно было все в крови.

– Я хочу ее платье.

– Оно тоже в полиции.

Я уставилась на него. Это правда? Я не могла понять.

– Мне нужен адрес полицейского участка.

Участок располагался на Западной Чикаго-авеню, 113 – я попросила его записать адрес мне на бумажке. Сделав это, он встал.

– Что ж, – сказал он, – мы отправим тело в похоронное бюро сразу, как только получим от них запрос.

Папа ждал меня перед зданием, низко надвинув шляпу на заплаканные глаза. Было пронзительно ясно, что наша жизнь изменилась непоправимо.

С Огден-авеню мы вернулись на такси. Мне пришлось отдать водителю бо́льшую часть денег, что были у меня в кошельке. В здании на Ласалль-стрит, где Роза забронировала для нас жилье, располагалось более ста квартир, и единственная свободная оставалась на верхнем этаже. Мистер Тамура снова и снова извинялся за это, когда привез нас сюда накануне. “С жильем очень сложно, так как многие освободились из лагерей”. Но зато там было две комнаты: спальня и столовая – сущая роскошь, когда массе народу приходилось ютиться в студиях, порой даже по шести человек в комнате.

Мне пришлось пошерудить ключом в скважине, чтобы открыть дверь. В квартире было жарко и душно. Наши с папой чемоданы так и стояли перед камином. Рой, обещавший вчера зайти к нам после работы, один сидел за столом, деревянным, наверное, из ореха. Тут из всей мебели только и было, что этот стол, наши кровати да пара стульев. На столе стояли две банки пива, лежала развернутая газета, и еще валялись три продовольственные книжки и несколько брошюр, оставленных нам мистером Тамурой. Полноценной кухни в квартире не было, только уголок с раковиной, плитой и холодильником, в который еще нужно было загрузить кусок льда. Скудновато, но все же больше, чем имелось у нас в лагере.

Я не стала здороваться с Роем. Какой смысл?

– Где мама?

– Спит. Доктор дал ей снотворное.

Хотелось бы мне, чтобы тут в Чикаго можно было обратиться к кому-то из наших калифорнийских врачей-иссеев. Но большинство их было еще в заключении. Свыше ста тысяч американцев японского происхождения находились в десяти концентрационных лагерях, разбросанных по стране, им тоже требовалась медицинская помощь.

– Я принес сэндвичи, – сказал Рой.

– Папочка, еда, – позвала я отца, который еще стоял у двери, будто вошел в чужой дом. – Рой принес сэндвичи. Тебе нужно поесть.

Папа медленно прошел на середину столовой и склонился в поклоне так низко, что макушкой почти задел край стола. Он сказал по-японски:

– Спасибо вам за все, что вы для нас сделали.

– Ну что вы, оджисан, дядюшка. Я так вам сочувствую. – Мне показалось, что голос у Роя дрогнул.

Я пошла к кухонному столу за упаковкой с сэндвичами. Когда я обернулась, папы уже не было, как и одной банки пива. Поморщившись, я собралась пойти в спальню и отругать отца за то, что пьет натощак, но Рой меня придержал.

– Оставь его, Аки. Ему нужно побыть одному. – Он допил остатки своего пива. – Это было ужасно, да? Увидеть ее такой.

Во мне вспыхнуло странное желание защитить мертвую Розу. С чего это Рою вздумалось обсуждать, как она выглядит?

– Что вообще случилось? Ты был с ней?

Рой покачал головой.

– Полицейские пришли к ней домой, и одна из ее соседок позвонила мне на работу. Они сказали, что это, вероятно, самоубийство.

– Ты же знаешь, что Роза ни за что бы себя не убила.

– Ну, тогда, значит, несчастный случай.

Я не осмелилась заговорить об аборте, когда родители рядом, в соседней комнате.

– У Розы был парень?

Рой нахмурился.

– Насколько я знаю, нет. Или она что-нибудь тебе говорила? – Мы услышали, как скрипнула дверь спальни, а затем шаги отца по выложенной плиткой ванной. – Что ж, я, пожалуй, пойду.

– Мне нужно кое-что с тобой обсудить, срочно, – сказала я,