Пойдем со мной - Рональд Малфи Страница 71

Не так ли?

Я приоткрыл окно и выкурил сигарету. Потом вторую. Мне показалось, что искра слетела с кончика сигареты и подожгла заднее сиденье автомобиля – я даже оглянулся, собираясь вылить остатки остывшего кофе на обгоревшую обивку, – но потом понял, что это вовсе не запах горящей обивки. Так пах воздух снаружи. Густой, дымный и едкий. Я наблюдал, как на ветровом стекле собираются частички серого пепла. Подростки, курившие на обочине, ушли, и на том месте, где они сидели, зола стерлась, обнажив белый бордюрный камень. Я посмотрел на лужайку, ведущую к школе, и увидел, как они медленно идут к парковке, их джинсы сзади были перепачканы серой пылью. Нефтеперерабатывающий завод закрылся, когда ты была ребенком, Эллисон, но вызванное им загрязнение окружающей среды – травма, которую он нанес природе – никуда не делось. Сколько десятилетий должно пройти, прежде чем город будет окончательно отмыт от его останков?

По улице перед школой проехала полицейская машина с эмблемой полицейского управления Вудвайна на двери. Казалось, что ее проблесковые огни покрыты плесенью.

Я занервничал и поехал дальше.

В городе был парк с обветшалой эстрадой для оркестра в центре поля, поросшего сухой травой. Мужчина выгуливал свою собаку в серых зарослях. На углу стояла женщина в платке и неуклюжих ортопедических туфлях, с продуктовыми пакетами в руках; она ждала, пока я проеду, и на ее загорелом морщинистом лице застыло мрачно-нетерпеливое выражение.

Я нашел адрес дома, где прошло твое детство, в онлайн-справочнике и забил его в поисковую строку спутниковой карты. На снимке был изображен одинокий дом, стоящий в стороне от дороги в западной части города, в окружении деревьев, а неподалеку мерцала река Элк-Хед. Я понял, что близок к цели, когда переехал реку по живописному каменному мосту. Самодельный деревянный крест, вбитый в землю на обочине дороги, побудил меня остановить машину и выйти.

Запахнув куртку, я подошел к деревянному кресту, который стоял, покосившись, среди сорняков на обочине дороги. Мне в глаза бросились руки куклы, прибитые к кресту гвоздями. Я вспомнил о безрукой кукле в твоем сундуке. Сам крест пострадал от непогоды, но вдоль вертикальной планки я смог различить имя твоей сестры, заключенное в скобки двумя резиновыми отростками без тела. Надпись печатными буквами была выцветшей, но читаемой. Я посмотрел с насыпи за крестом на неспешные коричневые воды реки Элк-Хед. Ее поверхность была покрыта сажей, а на илистых берегах, как ты и говорила, собрались желтоватые клочья пены.

Что-то манило меня вниз. Прежде чем я успел осознать, что делаю, я уже спускался по насыпи к реке, используя обнажившиеся корни деревьев и низко свисающие ветви в качестве опоры для рук и ног. Чтобы спуститься вниз, потребовалось некоторое время и усилия, и к тому времени, как я поставил свои ноги в покрытых запекшейся грязью ботинках на твердую, плотно утрамбованную почву берега реки, я совсем запыхался.

Река Элк-Хед и близко не была такой широкой и внушительной, как Делавэр или Потомак; это была небольшая речка, глубиной где-то три с половиной фута в середине и шириной около сорока футов, если не меньше. В одном направлении она извивалась между берегов, поросших белыми соснами, красными кленами, черным орешником и поникшими ветвями плакучих ив с желтым отливом. Удивительно, что что-то может расти в таком загрязненном месте. В другом направлении – слева от меня – река протекала под каменным мостом и выходила на свет у противоположной стороны. Я всмотрелся в пространство под мостом сквозь завесу плюща. В тот момент меня охватила уверенность, что именно здесь, на этом самом месте, было найдено тело твоей сестры.

Я стоял там и слушал, как из дренажной трубы, вделанной в каменную стену моста, сочится вода. Я услышал и другой звук – звук, настолько похожий на чье-то рыдание, что у меня по спине пробежал холодок.

Отодвинув в сторону ветви плюща, свисавшие с эстакады, я прошел под мостом, одновременно доставая из кармана мобильный телефон. Я открыл приложение «Фонарик» и вытянул руку с телефоном вперед, словно священник, размахивающий распятием перед одержимым. Фонарик был слишком слабым, чтобы пробить мрак под мостом – луч толщиной с карандаш светил примерно на фут вперед.

Я осмотрел дренажную трубу. Она была около десяти дюймов в диаметре, разделенная пополам железным прутом. Из нее вытекала струйка серой воды и капала на болотистую землю внизу. Цемент вокруг трубы облупился, пористые бетонные блоки, из которых была сложена опора, крошились. Когда я подошел ближе к трубе, из нее донесся запах, похожий на дизельный выхлоп.

Я все еще слышал его – звук, бестелесный, тонкий, как папиросная бумага, приносимый дуновением ветерка, невероятно похожий на чьи-то рыдания, доносящиеся откуда-то издалека из дренажной трубы. Все мое тело похолодело, а волосы на затылке встали дыбом, как иглы дикобраза.

Я направил слабый луч фонарика мобильного телефона в жерло трубы. Темнота поглотила его. Тем не менее звук чьих-то рыданий нельзя было ни с чем спутать.

– Кто там? – спросил я, одновременно пятясь от трубы, мое сердце болезненно билось о грудную клетку. – Там кто-то есть?

Не успели эти слова сорваться с моих губ, как я уже стоял не здесь, под мостом, а дома, в Харбор-Виллидж, и смотрел в раковину в нашей ванной. В сливном отверстии блеснул луч света, и я услышал мужской голос, доносящийся из труб, произносящий те самые слова, которые я только что произнес: Кто там? Там кто-то есть?

И вслед за этим мне вспомнилось загадочное описание родного города, однажды сделанное тобой, когда мы ехали по Пенсильвании. Но теперь это была не шутка и не метафора твоего детства, а неоспоримый факт; твои слова, твои слова: А еще в городе есть места, где можно находиться в двух временных шкалах одновременно. Например, ты стоишь на углу улицы, и в то же время находишься где-то еще. Иногда даже можно увидеть или услышать себя через один из таких разрывов в ткани Вселенной .

Я долго стоял под этим мостом, мое тело дрожало, а разум пытался уцепиться за прочность мира. Я смотрел на серую воду, вытекающую из трубы, и не слышал ничего, кроме ее тихого журчания. Из трубы не доносилось никаких рыданий. Рыданий другого Аарона на другом ее конце.

Ничего.

Через некоторое время я развернулся и пошел назад вверх по насыпи. Наконец, я вышел на дневной свет, весь потный, несмотря на прохладный воздух.

2

Кейн-роуд оказалась заасфальтированной улицей