Загадка камеры № 13 - Жак Фатрелл Страница 7

В три часа ночи он неслышно подкрался к камере номер тринадцать, остановился возле двери и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука, кроме ровного и спокойного дыхания заключенного. Как можно тише открыв оба замка ключами, начальник тюрьмы шагнул внутрь и закрыл дверь за собой. Тюремщик зажег переносной фонарь и направил его свет в лицо лежавшему на кровати человеку. Однако если начальник тюрьмы планировал напугать Мыслящую Машину, ему это не удалось, поскольку тот просто спокойно открыл глаза, потянулся за своими очками и спросил недовольным тоном:

– Кто это?

Обыск, который провел начальник тюрьмы, можно описать одним словом: скрупулезный. Каждый дюйм камеры и кровати подвергся самому тщательному исследованию. Ретивый служака нашел круглое отверстие в полу и, вдохновленный этим успехом, сунул в него толстые пальцы. Пошарив там, он что-то извлек и рассмотрел при свете фонаря.

– Черт! – воскликнул он.

Это оказалась дохлая крыса. От его вдохновения не осталось и следа, оно растаяло, как туман при первых лучах солнца. Но он все же продолжил обыск.

Поднявшись с кровати, Мыслящая Машина молча отшвырнул ногой крысу, и та вылетела из камеры в коридор.

Между тем начальник тюрьмы забрался на кровать и проверил прутья решетки маленького окна. Они не гнулись, как он ни старался, то же самое касалось прутьев решетчатой двери. Потом начальник тюрьмы обыскал одежду заключенного, начиная с ботинок. В них он ничего не обнаружил. Затем пояс брюк. Опять ничего. Карманы. Из одного он извлек немного бумажных денег и изучил их.

– Пять долларовых купюр! – воскликнул он удивленно.

– Все правильно, – подтвердил заключенный.

– Но у вас же были две десятки и пятерка… как же… как вы провернули это?

– Это мое дело, – буркнул Мыслящая Машина.

– Неужели кто-то из моих людей разменял вам деньги… Скажите честно.

Мыслящая Машина на долю секунды задумался и ответил:

– Нет.

– Признавайтесь, что это за фокусы? – не унимался начальник тюрьмы. Он был готов поверить в любую версию.

– Это мое дело, – повторил заключенный.

Начальник тюрьмы грозно уставился на знаменитого ученого. Он чувствовал, даже знал наверняка, что тот водит его за нос, но не понимал, как именно. Будь перед ним обычный заключенный, он добился бы правды. Хотя, возможно, тогда бы он просто не обратил внимания на все те необъяснимые вещи, которые произошли за эти дни. Оба молчали, таращась друг на друга, затем начальник тюрьмы резко развернулся и вышел из камеры, с грохотом закрыв за собой дверь. Он так и не осмелился ничего сказать ученому.

Когда тюремщик вернулся к себе, было без десяти четыре. И только он успел улечься в кровать, как душераздирающий крик снова нарушил ночную тишину. Выругавшись про себя, начальник снова зажег переносной фонарь и поспешил по коридорам к камере, расположенной на одном из верхних этажей.

Баллард вопил во весь голос, на этот раз прижавшись к двери. Он замолчал только тогда, когда начальник тюрьмы посветил внутрь своим фонарем.

– Заберите меня отсюда! Заберите меня! – выкрикивал заключенный. – Я сделал это! Я сделал это! Я убил ее! Прекратите!

– Прекратить что? – спросил начальник тюрьмы.

– Я плеснул кислотой ей в лицо… я сделал это… я признаюсь. Только заберите меня отсюда…

Баллард выглядел ужасно, и начальник тюрьмы из жалости выпустил его в коридор. Там он сразу же забился в угол, как затравленный зверь, и зажал уши руками. Прошло полчаса, прежде чем он немного успокоился и смог говорить. Затем он рассказал, запинаясь, что же, собственно, произошло.

Ночью, около четырех часов, он услышал словно идущий из могилы глухой и жалобный голос.

– И что он говорил? – спросил начальник тюрьмы с любопытством.

– Кислота… кислота… кислота… – прошептал заключенный. – Он обвинял меня. Кислота! Я плеснул кислотой, и женщина умерла. Ох! – простонал он, дрожа от страха.

– Кислота? – повторил начальник тюрьмы растерянно, поскольку услышанное не прибавило ему ясности, а еще больше сбило с толку.

– Кислота. Это все, что я слышал… Одно слово, повторяемое раз за разом. Там было и что-то другое, но я толком не разобрал.

– Это случилось прошлой ночью, правильно? – спросил начальник тюрьмы. – Но что произошло этой, что напугало тебя именно сейчас?

– То же самое, – промямлил заключенный. – Кислота… кислота… кислота… – Он закрыл лицо руками и снова задрожал. – Я не хотел убивать эту женщину. Но сделал это, и теперь этот голос обвиняет меня, – истерично бормотал он.

– Ты слышал что-нибудь еще?

– Да, еще несколько слов, но не очень понятных.

– Ну и что же это были за слова?

– Я слышал «кислота» три раза, затем долгий похожий на стон звук, потом… потом… голос произнес: «Шляпа восьмого размера». Это голос повторил дважды.

– Шляпа восьмого размера, – повторил начальник тюрьмы. – Что, черт возьми, это значит? Я никогда не слышал, чтобы голос совести, напоминая кому-то о его прегрешениях, упоминал о размерах головного убора.

– Он сошел с ума, – уверенно заключил присоединившийся к начальнику охранник.

– Скорей всего, ты прав, – согласился тот. – Он, вероятно, услышал что-то и сильно испугался. И дрожит до сих пор. Шляпа восьмого размера! Что бы это значило?

Глава V

На пятый день заключения Мыслящей Машины начальник тюрьмы выглядел не лучшим образом. Ему уже хотелось, чтобы вся эта история как можно скорее закончилась. И он не мог избавиться от ощущения, что знаменитый узник от души забавляется. А если это действительно обстояло так, выходит, все его попытки испортить ему настроение ни к чему не приводили. В качестве подтверждения этому на пятый день Мыслящая Машина выбросил в окно новый кусок ткани, содержавший текст:

ЕЩЕ ДВА ДНЯ

К записке были прикреплены полдоллара.

Теперь начальник тюрьмы знал наверняка, что у заключенного камеры тринадцать не было таких монет, он просто не мог иметь их, так же как пера, чернил и ткани, но, как выяснилось, все это было в его распоряжении. Доказательства лежали перед ним, и именно поэтому начальник тюрьмы выглядел как затравленный зверь.

К тому же эти странные слова – «кислота» и «шляпа восьмого размера», – а также связанные с ними необъяснимые события не выходили у него из головы. Они, конечно, могли ничего не значить, и откровения Балларда можно принять за бред сумасшедшего, от страха признавшегося в своем преступлении, но слишком много «ничего не значивших» вещей произошло с тех пор, как Мыслящая Машина появился тут.

На шестой день начальник тюрьмы получил письмо, сообщавшее о том, что доктор