Замок проклятых - Ромина Гарбер Страница 44

– Tempranito esta mañana. Me llamó desde ahí. – Фелипе позвонил ему рано утром.

Сначала я чувствую облегчение, а затем недоумение. После того что случилось прошлой ночью, Фелипе просто взял и уехал? Не потрудился даже проведать меня или хотя бы сообщить властям о случившемся?

– Quieres que le pase algún mensaje?[76] – спрашивает Артуро через несколько секунд.

– No, gracias[77], – бормочу я, больше ничего не приходит в голову. Мне нечего передать Фелипе, у меня просто нет слов.

Мне срочно нужно принять ванну, но у меня буквально глаза слипаются. Потеря крови, недостаток энергии, куча еды, которую я только что проглотила… Мне со всем этим не справиться, мне страшно хочется спать. Я с трудом доползаю до кровати и отключаюсь.

Я просыпаюсь и вижу над собой две луны – это глаза Себастиана.

– Ты вернулась только на рассвете, – тихо и спокойно говорит он, сидя в кресле рядом с кроватью. – Ты потеряла много крови.

Сегодня он очень сдержан и спокоен, что-то прячется за этим спокойствием, но враждебности в его голосе я не слышу.

– Что произошло? – спрашивает он.

– У Беатрис есть брат-близнец, – отвечаю я и медленно сажусь на кровати. – Тео – колдун, он управляет черным дымом. Фелипе оказался всего лишь посыльным, в лесу он пытался уговорить меня уйти. Но потом нас окутал черный дым, и в следующую секунду я встретилась лицом к лицу со своим дядей, а Фелипе лежал без сознания.

– Ты встретилась с колдуном? – спрашивает Себастиан все с тем же странным спокойствием.

Его голос звучит в какой-то непривычной тональности, он как музыкант, который разучивает незнакомое произведение.

– Тео пустил мне кровь из обеих рук под полной луной и напевал при этом: «No hay luz en Oscuro». – Я произношу это очень быстро, мне не хочется снова слышать эти слова.

Себастиан смотрит на мои руки.

– Можно? – бормочет он.

Все внутри у меня сжимается от страха, но я киваю. Он нежно дотрагивается холодными пальцами до моей левой руки, закатывает длинный рукав толстовки и обнажает уродливый синяк в том месте, где Тео вводил иглу. Себастиан молчит, его голова опущена, я не вижу его глаз.

– Наверное, поэтому brujo не рискнул зайти в замок. – Он отпускает мою руку.

– Не понимаю, о чем ты.

– Он знает: если придет сюда, я убью его.

От его голоса веет холодом, и мне кажется, что передо мной истинный Железный принц.

– Но ты же не можешь прикоснуться к Беатрис, – говорю я, – чем же Тео от нее отличается?

– Если он наложил на меня заклятье, мы связаны друг с другом. Даже если он придумал, как огородить себя от моего прикосновения, я все равно смогу убить его, мой клинок пронзит его сердце, я очень меткий.

Себастиан так хладнокровно рассуждает об убийстве, что мне становится нехорошо.

– А как тебе удалось остаться в живых? – спрашивает он с некоторым, как мне кажется, подозрением.

– Я проснулась утром на земле рядом с замком, – признаюсь я.

Я жду, что он засыплет меня вопросами, он явно о чем-то догадывается. Но он полон заботы и тревоги обо мне. Это сбивает меня с толку.

– Думаю, ты нужна этому колдуну живой, – обеспокоенно произносит Себастиан.

– Зачем? – спрашиваю я, прерывисто вздыхая.

– Мы оба ему зачем-то нужны, – поправляет меня Себастиан, – мы же не случайно встретились.

«Не случайно встретились» – мне жуть как не нравится это словосочетание.

Я киваю, но не в силах придумать ни одной причины, по которой Вселенной понадобилось бы свести меня с Príncipe de Hierro.

– Я принесу тебе что-нибудь поесть, – говорит он.

– Нет. – Я пытаюсь встать. – Я пойду с тобой.

Он терпеливо ждет, когда мне наконец удастся встать. Когда мы добираемся до кухни, я разогреваю паэлью, которую мне дали в гостях у Фелипе, усаживаюсь и начинаю есть.

– В первый раз вижу, чтобы ты ела там много и с таким аппетитом, – радостно говорит Себастиан.

– Это ты меня сегодня утром не видел, – отвечаю я, прикрыв рот рукой, чтобы еда не вывалилась наружу. – Я вела себя как дикий зверь, обшаривающий холодильник в поисках пищи.

У меня пересохло горло, и я пью воду из стакана, который Себастиан поставил передо мной. Потом он собирает немытую посуду, и через считаные секунды тарелки вновь блестят чистотой, от этого зрелища захватывает дух.

Мне сытно и хорошо, но меня вдруг пробирает странный холодок, и я оглядываюсь посмотреть, не открыто ли окно. Но дело не в холодной погоде, а в моем внутреннем состоянии.

Родителей больше нет, Беатрис нет, Фелипе уехал, а скоро исчезнет и Себастиан. Он же все-таки будущий король. Я обречена на одиночество.

Себастиан подходит и внимательно смотрит на меня. Мне хочется, чтобы он склонился к моим губам, но он держится на расстоянии.

– Ты не одинока, – шепчет он, и я вспоминаю первые слова, которые сказала мне Летти.

– Все бросают меня, – выдыхаю я, морщась от слез, это ведь правда, – и ты тоже бросишь.

Меня в Себастиане очаровывает все: его лунный взгляд, аромат далеких звезд, исходящий от него, точеные черты лица…

Себастиан пристально смотрит на меня, как будто обдумывает то, что я только что сказала. Меня бесит, что он не спешит мне возразить.

– Эстела!

От того, как он произносит мое имя, у меня подкашиваются ноги.

– Ты пробуждаешь во мне незнакомое мне чувство, и это пугает меня больше, чем то, что я не могу вспомнить, кто я.

Может быть, мне это послышалось?

– Я и правда не помню своего прошлого, но не сомневаюсь, что нежные создания этого мира, такие как цветы, например, не растут там, откуда я родом. У нас нет слова, эквивалентного вашему слову «взращивать». Я уверен, что вокруг меня не было ничего живого, потому что я существо, сеющее смерть. Прошлой ночью, когда ты ушла в лес, мне было очень плохо. Но мое состояние не было вызвано ни жадностью, ни яростью или жаждой крови, а страхом. Я чувствовал бессилие, я не мог защитить тебя… Ты – мой любимый цветок.

Когда Себастиан произносит эти слова, он будто освобождается от железных доспехов, сковывавших его до этого.

– Только когда я нашел тебя живой, спящей в своей постели, страх отступил, – продолжает он. – Новое чувство овладело мной. Я вдруг почувствовал облегчение, радость и спокойствие. И все это одновременно.

– Я тебе нравлюсь! – озадаченно бормочу я. Мне трудно поверить, что это правда.

– И это «нравлюсь», – говорит Себастиан, наклоняя голову, чтобы заглянуть мне в глаза, – как будто ведет к чему-то большему.