Кларк и Дивижн - Наоми Хирахара Страница 33

Клубничное мороженое, которое я заказала, наконец поставили мне на стол. Это была образцовая горка, которую я пронзала своей заостренной ложечкой и, глотая холодную сласть, испытывала острое удовольствие. Жаль, что нельзя заправиться, запастись прохладой как щитом от жары, с которой столкнешься, как только выйдешь на улицу.

Когда я вернулась домой, так и не отыскав Хаммера, мама сидела за столом и штопала папин носок.

– Твоему отцу все еще плохо. На работу он сегодня выйти никак не может. Позвони его боссу по телефону-автомату. Его зовут Рокки Инукай.

– Я лучше сама схожу в клуб и скажу ему.

Мама заколебалась.

– Там не место для молодых женщин.

– Я знаю, где это. Много раз проходила мимо. Через пару месяцев мне исполнится двадцать один.

Мама придирчиво осмотрела пятку носка. Штопка, как всегда, была безупречна.

– Так я буду точно уверена, что он в курсе, – сказала я.

Я уже не раз пыталась дозвониться в “Алоху”, и людям, снимавшим там трубку, веры у меня никакой не имелось.

Маме возразить было нечего.

– Хорошо, но потом сразу домой.

Я кивнула.

“Алоха” находилась на Кларк-стрит, к северу от станции метро. Это было шумное место, которое обычно я обходила стороной. Видела иногда, как у тротуара останавливаются модные лимузины с разодетой в пух и прах публикой. Пьяницы, тискающие в руках бумажные пакеты, из которых торчали бутылки с дешевым виски, слонялись по тротуару. Проститутки демонстрировали свои икры и бедра.

Сам клуб располагался в неприметном трехэтажном здании из красновато-коричневого песчаника, бок о бок с ломбардом. Вывески с названием заведения снаружи не было. В большом окне первого этажа виднелся бильярдный стол, вокруг которого толпились мужчины. Глубоко вздохнув, я выпрямила спину. “Ты справишься, Аки”, – сказала я себе.

Я знала, что босс, папин начальник, – нисей с Гавайев. Я вошла в боковую дверь, за которой царила такая темь, что глаза не сразу привыкли. Там не помешали бы еще несколько лампочек. И пахло внутри так же мерзко, как выглядело, будто сырую курицу забыли положить в холодильник. Женщина в платье, когда-то белом и таком тесном, что грудь едва помещалась, сидела, развалясь, в кресле у лестницы, ведущей, надо думать, на второй этаж.

– Ищешь работку, дорогуша? – промурлыкала она. – “Гуляй смело” как раз набирает.

Я нахмурилась. Бар “Гуляй смело” печально славился тем, что нанимал как хакудзинок, так и нисеек обслуживать солдат, которые за этим туда захаживали.

– Мне нужен Рокки, – сказала я, стараясь не пялиться на ее грудь.

– Тогда подожди здесь.

Она качнулась на высоких каблуках, едва не потеряв равновесие, и направилась к другой лестнице, которая, похоже, шла в подвал. По этим ступенькам спускались чередой какие-то типы неприятного вида.

Пока она ходила за папиным боссом, я подошла к небольшому бару в глубине зала, всего на шесть табуреток. Одну из них занимал длинноволосый нисей, которого я видела в Агентстве по переселенцам, сидел и читал все тот же журнал. А слева у самого края сутулился тот, кого я все утро искала. Хаммер был в тех же горчичного цвета брюках, но без пиджака, а на белой рубашке подмышками расползлись пятна пота.

– Похоже, ты еще не ложился, – сказала я, забираясь на табурет с ним рядом.

Хаммер будто и не услышал меня. Запрокинул стакан, пытаясь допить, но допивать было уже нечего.

Мне показалось, хотя уверена я быть не могла, что он на наркотике: он казался совершенно другим, чем когда мы сталкивались на улицах Кларк и Дивижн. Ни чванства, ни самоуверенности. Чем-то его лицо напоминало страшные рогатые маски демонов-о́ни, которые развешивали у себя дома иссеи. На одной маске демон выглядел сущим воплощением зла, на другой, с разинутым ртом, – так, словно он кричит, а его пытают. Я спросила маму, и она объяснила, что о́ни – добрые демоны, задача которых – отпугнуть злых.

– Держись от меня подальше, Тропико. Я сейчас никуда не гожусь.

Он со стуком вернул пустой стакан обратно на стойку.

– Я хочу знать, почему ты поссорился с Роем.

Хаммер наконец повернулся ко мне:

– Разве он тебе не сказал?

На щеке у него были царапины, которых прошлой ночью я не заметила.

– Что у тебя с лицом?

Хаммер потрогал царапины, точно прежде о них не знал. То, что я заметила их, явно было ему неприятно.

– Проваливай, Аки. Тебе тут не место.

Я перешла к делу.

– Роза моя сестра. Я вправе знать, что ты с ней сделал.

– Ничего я не делал, о чем она не просила.

– Что ты хочешь сказать? – вскричала я голосом, которого сама не узнала.

Длинноволосый с журналом прищурился на меня так, словно мое присутствие его раздражало.

– Я хочу сказать, что это Рой должен перед тобой оправдываться, – сказал он и после этого прочно замолк. Я чувствовала себя никем, сидя в баре меж двух мужчин, которые оба хотели меня прогнать.

Через какое-то время Хаммер нарушил молчание.

– Знаешь, тебе повезло. У тебя есть семья.

– Вряд ли я сама назвала бы себя счастливицей.

– Ну, у Розы была сестра, которая о ней заботилась. Ей тоже повезло.

Теперь я уверилась в том, что Хаммер что-то такое принял. Подобные рассуждения были совсем не в его духе.

По подвальной лестнице поднялся и стремительно подошел к нам здоровенный тип в цветастой рубашке, с карандашом, воткнутым за ухо, и пачкой денег в руках.

– Это вы меня спрашивали? Я Рокки.

Я спрыгнула с табурета, и он окинул меня оценивающим взглядом.

– Мы платим почасово, и тебе нужно сначала навести марафет. Надень туфли на каблуках.

– Я не ищу работу. – Рокки, похоже, эта новость обрадовала. – Я дочь Гитаро Ито.

– А, дочка Гита. Что с ним случилось?

– Плохо себя почувствовал. – Из-за вашей тухлой еды, хотелось мне сказать, но я промолчала.

– Ладно, сегодня народу мало. Но завтра он точно понадобится.

Я кивнула. То, что сочувствия Рокки не проявил, меня нисколько не удивило. Было понятно, что “Алоха” существует исключительно в целях получения прибыли, как законной, так и нет. Интересно только, чем отец, у которого четкого рабочего расписания не имелось, занимался в баре, где убирать, похоже, особенно было нечего, а то, что там имелось, вообще впечатления убранного не производило.

Рокки зашел за стойку и налил Хаммеру еще выпить, а я поспешила к двери. Полуголой, которая прежде сидела в кресле,