Плюшевые мишки не умирают - Чо Йеын Страница 29

под диваном. Женщина закрыла дверь и разрезала яблоко. Может, послышалось? Вполне возможно – Чэ ведь плохо спит последние дни. Она постоянно страдала от зрительных и слуховых галлюцинаций. Лица и голоса убитых ей людей. Раньше такого никогда не случалось. Должно быть, постарела или ослабла духом. Или этот дом пропитался смертью сильнее дозволенного, и ее прокляли.

Наемница положила в рот кусочек яблока сочного зеленого цвета. И тут снова постучали. В этот раз звук шел не от комнатной двери, а от входной. Женщина насторожилась: «Это сейчас в коридоре было? Нет. Стучались точно в комнате».

Чэ вышла за дверь, чтобы узнать, кто этот незваный гость.

Глава 4

Злые духи

Тоха видел призраков постоянно. С самого раннего детства. Эта способность была его отличительной чертой точно так же, как и тонкие каштановые волосы, необычайно длинные ресницы, приподнятые уголки губ, будто тронутые вечной легкой улыбкой. Досталось все это ему не от отца, Хан Юнхёка, а от матери – Чон Чини. По материнской линии в роду были известные на весь Яму шаманки. И этот секрет мать Тоха хотела скрывать до самой своей смерти.

Когда Чини было четырнадцать, ее мама, бабушка Тоха, которая проводила кут[28] для моряков и предсказывала им судьбу, сказала: «В нас течет кровь шаманок. В каждом поколении нашей семьи один человек беспрекословно должен посвятить себя духам. Если ты этого не сделаешь, тебя поглотят несчастья, а будешь упрямиться до самого конца – они перейдут на твое дитя».

Из всего этого потока угроз Чини не поняла ни слова. Какое ей дело до далекого будущего и ребенка, который еще неизвестно, родится или нет? Девушка хотела освободиться от матери и от невыносимого дома, где ее заставляли целыми днями отрывать голову анчоусам и слушать, как проводят кут. Хотела жить с гордо поднятой головой. Поэтому в шестнадцать она сбежала из дома. Неожиданно Чини направилась в Сеул, где в одном из закоулков улицы Чхунмуро[29] познакомилась с человеком, представившимся кастинг-менеджером развлекательной компании.

Шестнадцать лет. Возраст, когда каждый хочет мечтать. До этого Чини никогда не слышала об этой компании, но она была молода и нуждалась в мечте. Ей хотелось стать кем угодно, только бы не шаманкой. Совершенно не важно кем. Поэтому для девушки слова вроде «знаменитость» или «айдол» были сравнимы с выигрышным лотерейным билетом, номер которого еще никто не успел соскрести. Погрузившись в сладкие фантазии, Чини сжала кулаки (энтузиазм в одном, искренность – в другом) и поставила подпись на несправедливом, граничащем с надувательством контракте. Чтобы полностью избавиться от него, ей понадобилось целых десять лет.

Каким-то образом Чини удалось дебютировать, но успеха она так и не добилась. Старшую школу она не окончила и первые годы своего третьего десятка посвятила карьере артистки, которая вскоре подошла к концу, не дав ни гроша. Благодаря судебным разбирательствам девушке еле-еле удалось разорвать нелепый контракт, и все, что у нее осталось, – это лишь куча долгов. В конце концов ей пришлось вернуться в Яму. По возвращении мать спокойно сказала дочери:

– Иди почисти анчоусы. А со следующей недели начнешь обучаться делу.

Чон Чини охватил гнев: «Она что, не может утешить меня даже стандартными фразами? “Ты настрадалась, дочка” или “Все хорошо”, например, сказать?» Спокойствие матери воспитало в ней менталитет жертвы. Это равнодушие будто бы подтверждало, что все пережитые Чини неудачи были ожидаемы. Но сдаваться она была не намерена. Девушка чистила анчоусы, помогала матери с работой, а в дни, когда цвет воды был ярким, она наблюдала за женами моряков, которые приходили к шаманке, и сосредоточенно выискивала новую возможность.

Второй шанс предоставился ей в чайной, куда она пришла по поручению матери. «Восемнадцатый конкурс красоты от компании по производству сушеных морепродуктов Яму». В тот день был крайний срок подачи заявок. Чини быстро отредактировала фотографии, сделанные еще в период работы в шоу-бизнесе, и отправила заявку – через два месяца она стала победительницей конкурса. А еще вступила в отношения с Хан Юнхёком – он был главным судьей на отборочном этапе – и спустя год успешно вышла за него замуж.

Когда во время церемонии, которая проходила в самом роскошном свадебном зале Яму, Юнхёк надел ей на палец бриллиантовое кольцо, Чини дала клятву самой себе. Что теперь она ни за что не пойдет ко дну. Что попробует слезть с вагонетки судьбы. Да что там, судьбы все равно не существует. Это ее мать цепляется за то, чего нет. Под сложенными в скромном жесте руками чувствовалось движение плода.

Летом, когда родился Тоха, его бабушка скоропостижно скончалась во время проведения кута, предшествующего сезону дождей.

– Держись подальше от праздничных блюд с запахом масла. Иначе зло выползет из-под земли и навредит твоему ребенку.

Последний материнский завет показался абсурдным. Чини сожгла завещание и не придала его содержанию особого значения. Разве угрозы ее матери не оказались ошибочными? Муж иногда становился эмоциональным, но был в целом добр, да и замужняя жизнь дарила чувство безопасности. Ребенок тоже рос хорошо. Так и жила Чон Чини, позабыв о словах матери до тех пор, пока Тоха не пошел в детский сад. Она думала, что никогда о них и не вспомнит, но предостережение снова пронеслось в голове, когда сын – свет ее очей – вдруг закричал, указывая в пустоту:

– Мама! За тобой стоит какая-то бабуля! Она выглядит так, будто очень-очень злится.

В тот день Чини впервые сильно разозлилась на ребенка. Женщина на целый день, пока муж не вернулся с работы, заперла сына в комнате в наказание за шутку над взрослыми. Мальчик громко плакал. Стучал в дверь своими маленькими ручками, боясь, что страшная бабуля может прийти к нему. Чон Чини наглухо закрылась в спальне и заткнула уши. Кричала, созерцая пустоту. Выливала брань и гнев на свою мать, которая даже после смерти никак не могла оставить ее в покое.

Ее сын и дальше продолжал тыкать пальцем в воздух и нести чепуху, но Чини с удивительным спокойствием притворялась, что не слышит его. Идеальное безразличие. «Мама, там какая-то женщина смеется». – «Тоха, поедим кимбап?»[30] «Мама, там маленький ребенок вверх ногами висит. И у него нет глаз». – «Тоха, давай на этой неделе сходим в магазин за зимней одеждой?» «Мама, в моей комнате кто-то есть, можно я сегодня посплю с тобой?» – «Тоха, ты же мальчик, чего тебе бояться? Я устала».

В какой-то момент ребенок перестал говорить всякий бред, и