Кларк и Дивижн - Наоми Хирахара Страница 27

– Я отвезу вас обратно к “Кларк и Дивижн”. Буду ждать здесь.

В обычных обстоятельствах можно было бы повозражать, но сейчас других вариантов не было, и я с благодарностью приняла его предложение.

Выпрыгнув из кабины грузовичка, я разгладила, сколько смогла, свою мятую и отсырелую юбку. Эта влага, висящая в воздухе, в самом деле меня изводила. Приближаясь к дому, я услышала низкий вой собаки – похоже, крупной, – а затем визгливое тявканье собачки поменьше.

Я постучалась в дверь черного хода – сначала тихонько, а потом понастойчивей, отчего лай внутри сделался громче.

– Тихо! – скомандовал женский голос, и питомцы повиновались.

Дверь открыла женщина, хрупкая, как Луиза, но ниже ростом и с фарфоровой кожей. Тонкие черты лица казались нарисованы кистью. Она напомнила мне классических японских красавиц, которых мы до войны всей семьей ходили смотреть в кинотеатр “Фудзи-кан” в Маленьком Токио.

– Вы Томи Кавамура?

Слышалось тяжелое дыхание животных, возможно, из другой комнаты.

– Да.

– Я Аки Ито. Сестра Розы.

Едва я произнесла имя Розы, как Томи начала закрывать дверь.

– Прошу вас, не… – взмолилась я, но не успела закончить, как дверь оказалась закрыта. – Прошу вас, мне нужно с вами поговорить. Ради Розы.

Я забарабанила в дверь ладонью. Собаки возобновили свой неистовый лай, тревожа тишину тенистой, обсаженной деревьями улицы.

Дверь открылась, и я снова увидела прекрасный профиль Томи.

– Потише. Или ты хочешь, чтобы меня уволили?

– Я не буду шуметь, только дайте сказать, – попросила я.

– Мне нельзя принимать гостей без предварительного уведомления.

– Пять минут. Только пять минут.

– Три.

Томи скрестила на груди тонкие руки. Она явно не собиралась впускать меня внутрь.

Я изо всех сил постаралась сказать все быстрей.

– Вы были подругой моей сестры. Может, даже единственной ее подругой в Чикаго, судя по дневнику.

– По дневнику?! – Ее щеки порозовели.

– Она оставила его в квартире. Он лежал среди ваших книг.

На мгновение Томи онемела, а когда к ней вернулся дар речи, спросила:

– Зачем ты пришла?

– Чтобы узнать, что с ней случилось перед смертью.

– Я к тому времени уже сюда переехала…

– Но, должно быть, вы знали ее секреты. Ну, самый главный из них. – Я сглотнула. – Что она была беременна.

– Ты чокнутая.

Она снова потянула на себя дверь, но на этот раз я телом остановила ее.

– Давайте встретимся где-нибудь подальше отсюда. – Я была всего в нескольких дюймах от ее лица, так близко, что видела, как раздуваются ее изящные ноздри. – Я работаю в библиотеке Ньюберри. Там встретиться безопасно.

Она снова дернула дверь, прищемив мне левую ногу. От боли я вскрикнула и повалилась лицом вперед в тесную, вроде тамбура, прихожую. На стенной вешалке висели два собачьих поводка и несколько дождевиков, а под скамейкой стояли в ряд резиновые сапоги. За стеклянной до самого полу французской дверью скакали черный лабрадор и белый пудель, их когти щелкали по стеклу. Они виляли хвостами.

– Тебе нельзя здесь, – сказала Томи, пытаясь сразу и поднять меня, и выпихнуть вон.

Снаружи хлопнула дверца машины. Томи повернулась на звук.

– Кто там?

Арт вылез из грузовика, вероятно, в ответ на нашу потасовку.

– А, это парень, с которым я познакомилась на кладбище. Он подвез меня сюда.

– Парень? Ты хочешь сказать, что не знаешь его?

– Его зовут Арт. Арт Накасонэ. Он из Чикаго. Живет в Саутсайде.

– Ты села в машину к незнакомцу? И привела его сюда? Ты что, спятила?

– Его отец состоит в Обществе взаимопомощи. Он учится в университете.

– Ты прямо как Роза. Никакого здравого смысла.

Такой упрек застал меня врасплох, и Томи, воспользовавшись тем, что я растерялась, вытолкнула меня обратно на улицу и захлопнула дверь. Собаки на прощание взорвались лаем, который стих только тогда, когда я забралась в кабину пикапа.

Глава 10

Танцульки нисеев здесь, в Чикаго, – убожество, даже хуже, чем в лагере. В Манзанаре у нас, по крайней мере, выступали “Джайв Бомберс” и Мэри Номура. А тут, кажется, никто вообще петь не умеет. Такая самодеятельность, будто организаторы подобрали случайных музыкантов на улице. И к тому ж те два вечера, когда я пришла на танцы, закончились пьяной дракой. Рой говорит, они со временем наберутся опыта и исправятся. Что ж, посмотрим.

На обратном пути мы с Артом были еще молчаливей, чем когда ехали в Эванстон. Мне это пришлось по нутру, я не в силах была болтать. Все мои мысли были заняты тем, почему Томи так с ходу отказалась со мной говорить. Я была младшей сестрой ее погибшей соседки по комнате. Я не причинила ей зла, мы впервые увиделись. Но что-то в том, что случилось с Розой в Чикаго, Томи перепугало. Может, Роза попала не в ту компанию, хотя мне это казалось маловероятным. Рой ни о чем таком не упоминал. Или, может, Томи, ближайшая соседка по комнате, была посвящена в факты, о которых больше никто не знал.

К тому времени, как мы доехали до Лейк-Шор-драйв, я додумалась до того, что обязана все-таки Арту хоть что-то да объяснить. В конце концов, он потратил столько времени, чтобы меня подвезти.

– Знаете, там, в усыпальнице, я была у моей старшей сестры, – сказала я. – Это ее сбило насмерть в метро. Та, к кому мы приехали в Эванстон, была ее соседкой по комнате.

Арт, придерживая руль длинными пальцами, только кивнул, а повернулся ко мне, когда мы остановились на красный свет.

– Сожалею о вашей сестре, – сказал он. – Прискорбный случай.

– Вы о нем слышали?

Арт снова кивнул.

– Не так часто в Чикаго погибают нисейки.

Не знаю, может, потому что он говорил с таким сочувствием, но у меня потекли слезы. Я пыталась сдержаться, но чем больше старалась плач подавить, тем горше ревела.

– Принести вам воды?

Не успела я возразить, как Арт остановил пикап у пляжа на Оук-стрит, выскочил из кабины и забрался в кузов. Вернулся он с потертой флягой вроде тех, что ковбои привязывают к седлу.

Правду сказать, не хотелось прикладываться к горлышку этой ржавой железки, но обидеть Арта я не могла. Я сделала-таки глоток, и вода показалась мне на удивление чистой и освежающей.

– Спасибо. – Я вынула носовой платок и промокнула глаза. Достала бы еще пудреницу, проверить лицо, но решила, что это безнадежное дело. – Я, знаете ли, ужасно легко плачу. Это одна из моих самых больших слабостей, – сказала я Арту.

– Я не думаю, что