Когда Алиса упала - Ким Тэйлор Блэйкмор Страница 26

Я берусь за металлический разделитель между стойлами. Тоби ставит ногу на доску и подтягивается.

– Мы наняли работника?

– Ага. Нам нужно лодочный домик разобрать и все такое.

– Как его зовут?

Элиас выпрямляется, кидает вилы на тележку.

– Эмос. Эмос Серлс.

Он толкает тележку в следующее стойло. Я иду за ним, держась за разделитель.

– И откуда он?

Элиас равнодушно смотрит на меня, почесывая бакенбарды.

– А вы сами у него спросите. Что я за других отвечать буду.

Я вздыхаю.

– Ты прав. Просто я встретила его в лесу.

– В этом ничего дурного нет.

Элиас поднимает вилы и возвращается к работе. Поворачивается к нам спиной и начинает ворошить солому.

– Я тогда брата спрошу.

– Это миссус его наняла.

Я отталкиваюсь от ограждения и трогаю Тоби за плечо:

– Пойдем.

Мальчик спешит за мной. Выйдя на дорогу, я поворачиваю к Тюри.

– Ты не в ту сторону!

– Сделаем небольшой крюк, Тоби. До города. – И я прикладываю палец к губам. – Мне нужно отправить письмо.

– Но почтальон приходит к нам по утрам.

– Я знаю. Но сегодня почтальон уже был. А это особое письмо, которое нужно отправить сегодня.

– Но я хочу в лес.

– Потом пойдем в лес. Обещаю.

Тоби кивает и закидывает лук за спину. Лук волочится по грязи, оставляя след, Тоби останавливается поправить его.

– Тебе нужен лук по размеру. – Я протягиваю руку: – Давай я понесу. Думаю, я знаю, где раздобыть для тебя лук. Мы как раз в ту сторону и идем.

* * *

Я смотрю в окно маленького почтового отделения: Тоби играет в скверике. Он стоит на колене, глядя на стрелку на щите с объявлением «Здесь будет установлен памятник павшим воинам».

Я подталкиваю письмо к почтальону и жду квитанции.

– Письмо доставят завтра? – спрашиваю я.

Почтальон стучит монетками по деревянному прилавку и бросает их в квадратную коробочку.

– Завтра. Утречком.

Собирается жара, хотя висят низкие серые тучи. Я иду за Тоби. В лесу ни тени. Как будто все деревья вырезаны из бумаги. Курточка у Тоби ярко-красная. Он держит лук за кожаную рукоятку.

– Я хочу достать для тебя лук поменьше.

Мне Тоби доверил честь нести колчан. Твердая кожа бьет по спине. Шляпная лента попала под ремень, я достаю ее и перевязываю.

– Вот и подумала – зайдем-ка мы к Раньонам.

Мальчики Раньонов почти выросли – может быть, у них сохранились детские луки и стрелы, если, конечно, они у них когда-нибудь были.

– Я хочу показать тебе форт, – говорит Тоби, хлопая себя по колену.

Он явно недоволен, что мы не идем туда, куда он хочет.

Тропинка плавно огибает пруд. Я вспоминаю слова Тоби и думаю, что штаны нужны всем, потому что под ногами сплошь крупные камни. Я завидую уверенности, с которой ступает Тоби, и пристально смотрю под ноги.

Он как Алиса: ему лучше бродить по лесу, чем сидеть дома взаперти.

Громкое стрекотание цикад заглушает наши шаги, тропинка все уже, по ней ходят только олени. Свет зеленовато-коричневый. Мы проходим между нагромождений валунов, проползаем под стволами упавших деревьев, которые пролежали в лесу так долго, что на них новые выросли.

Что-то яркое блестит над головой. К ветке привязана лента, и латунная пуговица на ней поймала луч света.

А вот и другая. И еще одна.

Тоби останавливается перед кустами крушины за валунами. Становится на колени и проскальзывает между переплетением веток, исчезает и снова появляется, выползает на четвереньках.

– Все на месте, – говорит Тоби, протягивая мне руку.

– Я здесь не пролезу, – говорю я, подбираю юбки и снова опускаю их.

– Сними нижние юбки. Так Алиса делает. Тогда пролезешь.

Я оглядываюсь по сторонам. Тропинка едва различима, но вода в Теснине блестит отчетливо. Черная, как слюда. Наверное, вполне можно сбросить с себя лишние слои, и тогда я втиснусь между зарослями и камнями. Я с облегчением остаюсь в одной только верхней юбке и рубашке, вся эта ткань больше не стягивает меня. Прохладный воздух подлеска, закручиваясь, поднимается по моим голым ногам.

Тоби принимает у меня колчан и сложенную одежду, перебирается через заросли. Я тоже протискиваюсь сквозь ветки и вздрагиваю, когда блузка рвется по шву на плече. С трудом продравшись через кусты, я оказываюсь в треугольной пещерке, образованной валунами. Она довольно длинная, с другого конца в нее проникает солнечный свет. Голову я поднять не могу, передвигаться приходится согнувшись. Я сажусь на лоскутный коврик, засыпанный песком. Тоби – на корточки передо мной. Кладет лук и колчан со стрелами возле меня.

– Это форт, – шепчет он.

Голоса наши повисают в этом замкнутом пространстве, камни поглощают звуки, а не разносят эхом, как можно было бы предположить.

Тоби заползает дальше в черноту и вытаскивает плетеную корзину, откидывает крышку. С благоговением принимается доставать разные предметы.

– Что это за место?

– Мы здесь прячемся, – отвечает Тоби. – Спим.

– Ты и Алиса?

Нога уже затекла, я вытягиваю ее.

Консервированный ямс.

Две жестянки с помидорами.

Консервированный пудинг.

Квадратная коробочка черного чая.

Две чашки.

Открывашка.

Четыре бутылки сидра.

Два одеяла из вареной шерсти.

Тоби достает кошелек. На потрескавшейся коже вырезаны инициалы моего отца. Мальчик открывает отделение для монет и осторожно высыпает на ладошку содержимое.

Три пули.

Он выкладывает их на коврике в линию, закрывает кошелек и протягивает мне.

Потом снова лезет в корзину, и на мое колено ложится маленький пистолет.

«Дерринджер».

На коротком стволе выгравированы виноградные лозы. Я разглядываю пистолет, поднимаю его за деревянную рукоятку. Поворачиваю дулом к стене и убеждаюсь, что барабан пустой.

– Где она его взяла?

Тоби пожимает плечами.

Я помню, что наш отец всегда настаивал, чтобы в доме огнестрельного оружия не было. У нас был только пистолет, запертый в верхнем ящике его прикроватного комода. Лишь один раз я видела, как отец стрелял из него: тогда его лошадь сломала ногу.

«Не закрывай глаза, – сказал отец. – В милосердии нет жестокости».

Трясущейся рукой он приставил дуло к голове лошади. Когда рука перестала дрожать, он посмотрел в глаза животному и выстрелил.

Я кладу пистолет обратно в корзину. Заталкиваю его на самое дно, под мягкий шерстяной шарф.

Тоби сгребает пули и ссыпает их в кошелек.

– Никому нельзя говорить. Это на крайний случай. Никто знать не должен. Теперь ты знаешь, но она сказала, что так надо. На всякий случай.

– Она с тобой разговаривала?

– Да.

– Прямо говорила? – У меня перехватывает дыхание. Внутри все сжимается, я пристально смотрю на Тоби. Хватаю его за рукав. – И какой у нее был голос?

– Как у Алисы.

– А еще с кем-нибудь она разговаривала?

Тоби выворачивается, рукав