Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп Страница 21

Фелиция кивнула:

— Он знал несколько языков, семь или восемь. Ему доставляло удовольствие делать записи на разных языках или использовать арабское написание цифр. Меня это очень злило, а он веселился.

Очень аккуратно и совершенно разборчиво был записан день, когда Шлезингер обратился в клинику, даже срок трансплантации был отмечен крестиком. На этом записи кончались. Гропиус замер.

— Здесь есть еще одна запись: 23 ноября, 16 часов, гостиница «Адлон», проф. де Лука. Вам что-то говорит это имя?

Фелиция задумалась, потом отрицательно покачала головой и сказала:

— Не слышала ни разу. Как я уже говорила, я не вмешивалась в дела мужа. Честно говоря, я особо и не интересовалась.

Гропиус начал листать назад.

— Имя — профессор де Лука — встречается несколько раз.

Некоторое время оба молчали, каждый думал об одном: кто был этот профессор де Лука? Знал ли он о двойной жизни Шлезингера?

— Стоит просто спросить его об этом, — заметил Гропиус.

Фелиция удивленно посмотрела на Гропиуса.

— Я имею в виду, — продолжил Грегор, — возможно, это наш единственный шанс. Сегодня 21 ноября. Если вы согласны, я полечу послезавтра в Берлин, чтобы встретиться с де Лукой.

— Вы сделаете это? Конечно же, я беру все расходы на себя!

— Ерунда! — расстроенно ответил Гропиус. — Не забывайте, что именно я, как никто другой, заинтересован в прояснении всех этих печальных событий.

Гропиус был рад покинуть город на пару дней. Он заказал в гостинице «Адлон» комнату и запланировал на вечер визит в оперу. Ему очень нужно было отвлечься.

Послеобеденный самолет рейса из Мюнхена в Берлин был заполнен лишь наполовину, а солнечный полет над морем облаков, которые затянули в последние дни всю Северную Германию, оказался очень приятным. Во время поездки из аэропорта в центр Берлина Гропиус узнал от таксиста, типичного берлинца, чье сердце билось на кончике языка, все, что могло интересовать господина его положения: высокие цены на жилье, несмотря на полупустые дома, бесконечные объезды и что вообще-то город давно обанкротился.

В «Адлоне», который располагался в самом престижном районе города, Гропиус поселился в комнате на пятом этаже с видом на Бранденбургские ворота, которые после многолетней реставрации наконец сияли во всей красе. Он попросил принести ему в номер большой сэндвич и кофе, уселся в высокое кресло и наслаждался уютом и спокойствием около получаса. Потом мысленно пробежал еще раз свой план, который подготовил для встречи с профессором де Лукой, после чего отправился на первый этаж, в холл гостиницы. Это была довольно современная конструкция с балкончиком на полуэтаже и с большим стеклянным куполом, напоминавшим о стиле модерн. Гропиус занял один из столиков в маленьком кафе, отсюда ему отлично была видна входная дверь, и стал ждать.

Он ждал уже пятнадцать минут, наблюдая за входящими и выходящими людьми. Это были актеры, шоумены, незнакомцы с толстыми бумажниками… Совсем молоденькая девушка-посыльный в темно-красной ливрее и маленькой шапочке, едва прикрывавшей ее прямые светлые волосы, приветливо улыбнулась ему. На руках у девушки были перчатки, а к ее ливрее была прикреплена латунная табличка. Гропиус вскочил: на табличке мелом было написано: «Господин Шлезингер».

Значит, де Лука еще ничего не знает о смерти Шлезингера, и ему предстояло сообщить об этом. Он подошел к стойке администратора:

— Кто ищет господина Шлезингера?

Приглашающим жестом метрдотель указал на темноволосую женщину в изящных очках, которая стояла рядом с ним у стойки. Гропиус не мог скрыть своего замешательства. Но прежде чем он что-либо смог сказать, дама подошла к нему и сказала:

— Господин Шлезингер? Меня зовут Франческа Колелла. Я приехала по поручению профессора де Луки. Профессор считает, что ему будет лучше не появляться. Он просит у вас прощения и передает огромный привет.

Некоторое время Гропиус колебался, представиться ему Шлезингером или нет. Но его одолевали сомнения, прежде всего, он не видел разумного повода для такой игры в прятки и потому ответил:

— Извините меня, но мое имя Гропиус. Я прибыл по поручению Шлезингера.

Итальянка строго взглянула на него. Ситуация ей не нравилась. В конце концов она ответила на превосходном немецком, но с уловимым итальянским акцентом и довольно жесткой интонацией:

— Я надеюсь, у вас имеется доверенность.

Это озадачило Гропиуса, он заволновался еще больше, когда они заняли место за столиком и он заметил, что в левой руке она держала черный портфель, который был прикован к ее запястью цепью.

— Мне не нужна доверенность, — возразил Гропиус с наигранным равнодушием и спешно добавил: — Я шурин Шлезингера и его лучший друг.

Синьора кивнула, замерла на секунду и спросила:

— Что это значит — шурин?

— Я брат жены Шлезингера.

— A, cognato[10]!

Познаний в итальянском Гропиусу едва хватало для трех дней пребывания во Флоренции или пяти дней в Риме, и в этот набор слово cognato не входило. Но чтобы прекратить эту неприятную ситуацию, он утвердительно кивнул:

— Да-да, cognato. Арно Шлезингер вам не рассказывал обо мне?

Франческа положила ухоженную ручку на грудь и, сделав преувеличенный жест, как это умеют только итальянки, добавила:

— Я вообще не знаю господина Шлезингера. Профессор де Лука пригласил меня только для этого поручения. Я сотрудница компании «Вигиланца», охранной фирмы в Турине, которая занимается транспортировкой произведений искусства и антиквариата.

Невольно Гропиус посмотрел на ее внушительную грудь, которая была обтянута черным блейзером. Он спросил себя, что скрывается под этим: щедрость Творца или крупнокалиберный пистолет.

— Ах, вот в чем дело, — ответил Гропиус и постарался скрыть свое разочарование. Значит, антиквариат и произведения искусства. Шлезингер заработал свое состояние на контрабанде ценностей из раскопок, которыми занимался. Похоже, что дело Шлезингера все-таки не касалось его, Гропиуса.

— Вы, вероятно, хотите сначала посмотреть на товар, — сказала Франческа Колелла так, как будто это было чем-то само собой разумеющимся, и Гропиус смущенно ответил:

— Да, конечно.

— Вы живете в этой гостинице?

— Да, — ответил Гропиус.

— Тогда поднимемся, там нам никто не помешает. — Синьора встала.

Гропиусу не нравилась ситуация, он чувствовал себя вовлеченным в какую-то вероломную затею, и с этой самоуверенной итальянкой тоже что-то было не так. Он надеялся хоть что-то разузнать о Шлезингере, а оказалось, что его втянули в какое-то грязное дело с контрабандой. Но, ввязавшись в игру, нужно было доигрывать.

Они молча прошли к лифту и поднялись на пятый этаж. Оказавшись в комнате, Франческа с помощью ключика освободилась от цепочки на запястье и поставила чемодан на письменный столик у окна.

— Деньги при вас? — осведомилась синьора.

— Сколько? — сухо спросил Гропиус.

— Как договаривались: двадцать тысяч!

Гропиус слегка вздрогнул; но нескольких мгновений ему хватило, чтобы с невозмутимой миной игрока в покер сформулировать наглый ответ:

— Скажем, десять тысяч!

— Это против договоренности! — возразила Франческа с чувством, и ее глаза сверкнули недобрым огоньком. — У меня приказ — обменять товар на двадцать тысяч евро. Я считала, что в деле все ясно.

Гропиусу ситуация казалась уже гротескной. Он играл партию в покер на предмет, который никогда не видел и не имел никакого понятия о его ценности. И все это только из-за одной строки в записной книжке Шлезингера.

Профессор решил удовлетворить свое любопытство:

— Я могу взглянуть на товар?

— Ну конечно, вы же не можете покупать кота в мешке!

Другим ключом Франческа открыла замки чемоданчика. В отличие от Гропиуса, она при этом совсем не волновалась. В чемодане лежал футляр из матового металла, где-то двадцать на тридцать сантиметров, не слишком отличавшегося от тех, которые используют в банках. Футляр был закрыт на шестизначный кодовый замок. Гропиус вопросительно посмотрел на Франческу.