Умница - Хелена Эклин Страница 18

Мой взгляд остановился на крестике, нарисованном на стене. Связан ли он со Стеллиным желанием есть в одиночестве? Когда дочь вышла из своей комнаты, я указала на крест и сказала:

– Ты не знаешь, откуда он здесь взялся? Мы с папой тут ни при чем. Скажи мне правду.

– Люди всегда должны говорить правду, – отозвалась она тоном проповедника.

Я шумно выдохнула.

– Ну так в чем правда? Почему ты не хочешь есть со мной? Почему на стене опять появилась эта метка?

Стелла молчала, как нередко молчала и я в ответ на ее нескончаемые вопросы: «Заботятся ли деревья друг о друге?», «Откуда взялся океан?», «Разогреется ли Земля до четырехсот шестидесяти четырех градусов, как Венера?».

– Можно я пойду к себе? – наконец спросила Стелла, и я, сдавшись, кивнула. Пит настаивал, чтобы она сама стерла крестик, но у меня не хватало духа заставлять ее, тем более что она отрицала свою причастность.

В дверь позвонили так неожиданно, что я вздрогнула. На пороге стояла Эмми с идеально подстриженной челкой, в полосатом платье и светлых ботильонах. Рядом с ней была еще одна мама из школы, любительница ярких легинсов для йоги. Ее имя я забыла.

Эмми пришла явно не для того, чтобы договариваться о встрече Лулу и Стеллы, о которой вчера говорил Ник. Ее лицо было суровым и высокомерным. Внутри у меня все похолодело.

– Мы пришли сообщить, что тебя исключили из ДНШМХ, – объявила Эмми. Ее дыхание отдавало болотной горечью зеленого смузи. – Я только узнала, как ты обошлась с Шери.

– Шери рассказала? – прошептала я. – Но она ведь приняла мои извинения.

– Я узнала не от нее, – Эмми открыла галерею на своем телефоне. На экране появился стоп-кадр видео: на нем я замерла в угрожающей позе, широко расставив ноги и высоко вскинув руку с ножницами, а Шери лежала рядом, сжавшись в комок.

– Откуда у тебя это? – спросила я.

– Я живу по соседству, – пояснила Мисс Яркие Легинсы.

Эмми включила видео. Оно было искусно отредактировано. На записи я кричала: «Стелла не такая, как Зак! У них нет ничего общего!» Господи, нет. Затем я толкаю Шери – по крайней мере, так кажется зрителю. Шери вскрикивает – этого я совсем не помню – и оседает на дорожку перед домом.

– Ты на нее напала! – возмутилась Эмми.

– Я нечаянно, – запротестовала я.

– И унизила ее особенного ребенка.

Я повернулась к Мисс Яркие Легинсы.

– Вы обрезали видео.

– У людей нет времени смотреть все целиком, – самодовольно ответила она.

– Эмми, послушай, – сказала я. – Да, я говорила о Заке, но эти слова вырваны из контекста.

– Значит, признаешь, – заключила Эмми, убежденная в своей правоте. У нее дома в гостевом туалете висела «Дезидерата»[8] в рамочке, и мне вспомнилась строчка оттуда: «Вне всяких сомнений, во Вселенной все так, как должно быть». Кажется, для Эмми это было девизом. Неудивительно – она ведь никогда не сталкивалась с настоящими проблемами.

– Я все видела, – объявила Стелла, внезапно присоединившаяся к нам. – Мама Зака обижала мою маму. – Мое сердце защемило от любви к ней. Но тут она вдруг добавила: – Если кто-то лезет в твое личное пространство, дай ублюдку в морду!

– Стелла, поднимись к себе, пожалуйста, – ошарашенно попросила я.

Она ушла, а я зажмурилась, чувствуя, как по телу разливается горячая волна.

– Хорошо, я поняла, – выдавила я. Мне было мучительно стыдно, хотелось только одного – чтобы они поскорее ушли. Закрывая дверь, я отчетливо услышала, как Эмми прошептала: «Вот ведь поехавшая».

На видео я и впрямь выглядела как сумасшедшая. Вспомнились ролики с детскими истериками, которые я так часто смотрела, а теперь вот и сама стала героиней подобного видео. Мамы и папы снимали своих детей анонимно, чтобы помочь другим родителям. А видео со мной распространяли для того, чтобы предупредить обо мне остальных мам – чтобы они знали об угрозе, которой не место в ДНШМХ.

Хотя в Атланте было еще рано, я позвонила Питу и постаралась обернуть все в шутку.

– У этих дамочек у самих крыша поехала, – сказал он. – А они тебя зовут психопаткой!

Я попыталась рассмеяться.

– Вот-вот! Но они же понимают, что это не так. Мы не раз вместе «Маргариту» пили.

Как-то мы чуть не умерли со смеху, обсуждая «вшивую вечеринку» и сочиняя текст приглашения. «С превеликим удовольствием приглашаем вас провести вечер за коктейлями и… вычесыванием!» Почему-то особенно уморительным нам показалось сокращение «ПСР» – «Принесите Свою Расческу»[9].

Но стоило мне вспомнить, как возникла идея этой самой вечеринки, как я поняла, что уже тогда надо мной подтрунивали. Я сказала, что хочу пригласить всех к себе домой и раздумываю, какой формат встречи выбрать. «Вечеринку с разбором хлама» – пошутил кто-то. Я рассмеялась вместе со всеми. А потом Эмми предложила «вшивую вечеринку». Тогда я думала, что они смеются вместе со мной, но теперь поняла: смеялись скорее надо мной.

Я опустилась на диван и крепко обняла подушку.

– Похоже, они никогда меня особо не любили. Считали зажатой занудой.

– Они же совсем тебя не знают! В Сан-Франциско они бы дрались за приглашение на твою вечеринку.

– Ты хорошо помнишь то время? – спросила я.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну… мы действительно дружили со всеми этими людьми? Я ведь почти ни с кем из них больше не общаюсь.

– Дружить на расстоянии сложно, – заметил Пит.

Положив трубку, я вдруг поняла, что сама растеряла всех друзей. Пит вот по-прежнему переписывается и перезванивается со старыми товарищами. Жизнь в Сан-Франциско казалась мне доказательством того, что я умею дружить, но теперь, оглядываясь на все те вечеринки и званые ужины, я припомнила, что всегда была чем-то занята и ни с кем не разговаривала по душам. Память не сохранила ни одной искренней беседы.

Может, я и вправду не умею дружить и матери из ДНШМХ это разглядели.

Я достала из шкафа с чистящими средствами спирт, налила немного на тряпочку и принялась за крестик. Он не оттерся. Тогда я попробовала жидкость для снятия лака, а затем зубную пасту – и снова неудача. В итоге я взяла маленький нож и просто соскоблила рисунок. Остался некрасивый след, который придется потом закрасить. А пока я чувствовала только странное удовольствие – как бывает, когда долго-долго, до крови, расчесываешь комариный укус.

14

К обеду я наконец закончила терзать стену и, преодолевая себя, пошла готовить для Стеллы. Порой, стоя у плиты, я чувствовала, будто мама притаилась у меня за спиной и пристально наблюдает за каждым моим движением. Она делала это всегда – и пока я жила с ней, и позже, когда она изредка приезжала в гости или мы останавливались у нее. Иногда она вставляла: «Ну кто так лук режет?» или «А Стелла точно будет это есть?» Кому-то другому ее замечания могли бы показаться нейтральными, но я чувствовала в них критику. Впрочем, чаще всего Эдит просто молча следила, как я выбираю нож, как режу, как разогреваю масло на сковороде или натираю сыр. «Если тебе что-то не нравится, так прямо и скажи», – подумала я, но тут же вздрогнула, осознав, что мысль эта пуста, бессмысленна и ни к кому не обращена. Пит рассказывал, что после смерти отца еще не один месяц ловил себя на том, что хочет поделиться с ним шуткой или новостью, а потом с болью понимал, что ее больше некому рассказать. Я же вспоминала голос Эдит, упрекавшей меня за неверный выбор лопатки.

Я попыталась приободриться, но мешала вонь. Губка для мытья посуды, хотя и была новой, отчего-то пахла плесенью, и к этому зловонию примешивался резкий мятный запах экосредства для мытья посуды. Я написала Шери о том видео, которое сделала Мисс Яркие Легинсы: «Эмми вышвырнула меня из ДНШМХ! Теперь я изгой!» И добавила два смайлика: один изображал замешательство, а другой – стыд.

Прежняя Шери наверняка ответила бы хохочущим до слез эмодзи и написала бы что-нибудь вроде: «Боже, вот бы они и меня выгнали! Кстати, видела, во что она вчера была одета? Прям