Замок проклятых - Ромина Гарбер Страница 17

Фелипе ставит на стол тарелку с бокадильо[30], и я с удовольствием вгрызаюсь в маленький сэндвич с хамоном серрано.

– Испугалась? – спрашивает он и садится ко мне так близко, что наши колени соприкасаются.

– Чего? – спрашиваю я, поджимая ноги. – Это все сказки.

Фелипе вздрагивает, как будто я оскорбила его лично. Я жду, что он что-нибудь скажет или пойдет за новой книгой, но Фелипе просто водит пальцем по рисунку. На нем изображен мужчина, держащий в руках Книгу из тринадцатой сказки, на обложке Книги герб Бралага.

– Что не так? – спрашиваю я.

– Ничего, – отвечает Фелипе и пожимает плечами.

– Ты расстроился, что Книгу уничтожили и ты не успел ее прочесть? – Я пытаюсь как-то разрядить обстановку.

– Я не ожидал от тебя такой недоверчивости после того, что тебе довелось пережить, – говорит он немного сердито.

Внутри у меня все сжимается, я напрягаюсь.

– Ты хотел сказать «скептицизма»? Ну да, я скептик, прости. Жаль, что разочаровала тебя.

– Скорее удивила, не разочаровала.

– Почему?

– Ты видела черный дым, и, хотя доказательств, что ты реально его видела, не было, ты хотела, чтобы все тебе поверили. С чего ты решила, что твои предки тебя обманывают?

Я открываю рот, но ничего не произношу. Дело не в том, что мне нечего возразить, а в том, что он вспомнил пережитое мной. Он попал в самое больное место. Скорее всего, Фелипе поступил так, потому что принимает близко к сердцу все, что мы только что прочли. Но он ведь не Бралага, почему же мои слова так его задели?

– Ты считаешь, что все это правда? – спрашиваю я, игнорируя насмешку, прозвучавшую в его вопросе. – Ты веришь, что все сверхъестественное, описанное в книге, происходило в действительности?

– У меня пока нет точных ответов, только размышления, – говорит он, не глядя мне в глаза, – но не уверен, что ты готова их услышать.

– Поделись размышлениями, – умоляю я, мой взгляд готов прожечь дыру в его голове.

Наконец он поднимает голову.

– Мой прадед, – начинает он, – рассказал мне кое-что перед смертью. У него не было никаких доказательств. – Глаза Фелипе сверкают в возбуждении. – Но он никогда не лгал мне.

До сих пор Фелипе охотно делился со мной знаниями. Но этот, настоящий секрет он никому еще рассказывал. Что бы ни поведал ему прадедушка, Фелипе, без сомнения, в это верит.

– Что же он рассказал? – спрашиваю я.

У него пересохло в горле, я слышу, как он сглатывает.

– Что некоторые из рода Бралага особенные. – Фелипе произносит это так, будто неуверен, верное ли слово он подобрал, – в полнолуние они способны творить колдовство.

Я смотрю на изображение герба замка на обложе Книги, и странная мысль приходит мне в голову: «Может быть, луна символизирует колдовство?»

Либо я, так же как и мои предки, обладаю глубокой восприимчивостью к сверхъестественному, либо у меня психическое заболевание, которое передалось мне от тех же предков по наследству.

– У тебя есть лунный календарь? – спрашиваю я и прямо-таки физически ощущаю, что интуиция в этот раз меня не подводит.

Фелипе подходит к столу и роется в бумагах, пока не находит что-то.

– Маленькие черные кружочки в этом календаре обозначают полнолуние, – говорит он, протягивая мне календарь.

Я возвращаюсь на семь месяцев назад.

И вижу черную точку.

«Метро-25» случилось во время полнолуния.

ПРАВИЛО РАУЛЯ № 5:

НЕТ СОВПАДЕНИЙ,

ЕСТЬ ТОЛЬКО УЛИКИ

Глава 8

По дороге домой мы с Беатрис заезжаем в ресторан, чтобы забрать паэлью[31], которую она, по ее словам, заказывает раз в месяц.

Я твердо решила расспросить тетю сегодня вечером о пурпурной комнате. Теперь, когда я вновь обрела способность говорить, узнаю все, что мне интересно.

– Надеюсь, занятия с Фелипе тебе нравятся, – говорит она, когда мы ужинаем. Блюдо из риса с морепродуктами вкусное и очень сытное, поэтому я съедаю только половину своей порции.

– Фелипе – хороший мальчик, но… – Она отпивает вина из бокала. – Он тот еще фантазер.

Не понимаю, к чему тетя это говорит, и мне интересно, почему она употребила союз «но», как будто быть фантазером плохо. Должно быть, удивление написано у меня на лице, потому что Беатрис отвечает на мой молчаливый вопрос:

– Фелипе увлекся романами сразу же, как только научился читать. Человек с бурной фантазией, он всегда слишком погружался в художественный вымысел, книги стали для него настоящим наркотиком. Думаю, что его уже не спасти.

Тетя, словно забыв о моем присутствии, смотрит куда-то вдаль, и мне интересно, зачем она это сказала. Что она имеет в виду и о ком думает, когда говорит о спасении? Но у меня есть более насущный вопрос к Беатрис.

Я засовываю руку в карман толстовки и достаю фотографию, которую она мне прислала, на которой они с мамой – подростки – позируют фотографу в пурпурной комнате. Я кладу фотографию на стол между нами. При виде фото Беатрис морщится, будто проглотила что-то кислое. Я откашливаюсь и собираюсь спросить у тети, что случилось в этой комнате.

Я не успеваю задать вопрос, когда Беатрис говорит:

– Твоя мама на этой фотографии моложе, чем ты сейчас. Оставь себе. Это подарок.

Она придвигает к себе мою тарелку, собираясь убрать посуду со стола и таким образом положить конец нашей беседе. Я пытаюсь выдавить из себя хоть слово, но голосовые связки больше не повинуются мне. Горло не издает ни звука, челюсть не разжимается.

Но я не паникую и переворачиваю фотографию. Папа говорил, что всегда необходимо иметь в запасе план Б. На оборотной стороне фотокарточки я написала другой вопрос из четырех слов: «Где находится эта комната?»

Я не свожу с тети глаз, даже не моргаю, чтобы не пропустить ее реакцию. Ее волосы стянуты в тугой пучок на затылке, это сильно натягивает кожу, и потому трудно понять по выражению ее лица, что она чувствует. Но я вижу ответ в ее глазах.

Правило Рауля № 6:

Важный ответ кроется в мелких деталях.

Глаза Беатрис на мгновенье расширяются, будто она пугается, что ее тайну раскроют. И тогда я понимаю, что в этой комнате произошло что-то ужасное.

– Я тебе уже объясняла, что замок обветшал, – Беатрис встает, со скрипом отодвигая стул, – во многие его помещения сейчас невозможно войти.

Я тоже вскакиваю, мне не хочется так легко отпускать ее, но язык будто приклеился к небу. Тетя уносит на кухню тарелки,