Дорогуша - Си Джей Скюз Страница 15

3. Все мои подруги.

Снова съездила к маме и папе, чтобы убедиться, что у Джулии всего достаточно на два дня – воды, еды, доступа к туалету и так далее. Она снова выразительно молчала, но по ее мимике и жестам прямо с ходу читалось: что-то опять натворила. И скоро я нашла причину ее виноватого вида: дыра в ковролине. Затеяла рыть туннель у себя под кроватью! Это было бы ужасно печально, если бы не было так смешно: туннель ведет в туалет на втором этаже, который я запираю снаружи. Я опять сказала ей, что побег – не вариант и что я позаботилась о том, чтобы кое-кто наблюдал за ее детьми на случай, если ей вздумается сбежать или позвать на помощь. От нее требовалось только одно – сидеть и не рыпаться.

Все-таки в симпатичном местечке мы жили раньше, когда у меня была такая штука, как семья. БЛАГОСЛОВЕННАЯ ДЕРЕВНЯ, – гласил дорожный знак [30]. Соседей совсем мало, отчетливо слышна каждая нота птичьего пения, лужайки перед домами стригут каждое воскресенье, а в середине июня на телеграфных столбах появляются плакаты «Праздник урожая». Мне тут нравится. Ну, тишина здешняя нравится. Особенно нравится сад. Мама была на нем буквально помешана – говорила, что садоводство спасает ее от безумия. Для меня атмосфера ухоженного сада всегда ассоциировалась со счастьем. Когда я была маленькой, тут царило настоящее буйство запаха и цвета. Каждый порыв ветра приветствовал тебя ароматом какой-нибудь душистой травы. Розмарин и орегано. Мята и бессмертник. Тимьян и шалфей. По весне на клумбах вспыхивали бледно-желтые нарциссы, такие же светлоголовые, как моя блондинка-сестра. За ними – васильки, голубые, как глаза Джо. Лаванда, расцветающая в конце лета, была и теперь точно та, что я клала в маленький помандер, который мама хранила у себя в сумочке. А деревья здесь напоминали нашего папу – такие же высокие и сильные. Клумбы теперь опустели, но деревья растут, как и прежде.

Лишь одно смущало при взгляде на дом: он был (как считалось) необитаем, но при этом трава и перед входом, и на заднем дворе всегда оставалась аккуратно подстриженной. Благодарить за это следовало соседа, Генри Криппса, у которого была самоходная машинка-косилка, и на папиных похоронах он подошел ко мне и сказал, что «будет рад помочь хоть такой малостью».

Генри – человек старых взглядов. Когда Эмили Дэвисон [31] бросалась под чертову лошадь, в его мире по-прежнему царил каменный век. Его ныне покойная жена всю жизнь была классической домохозяйкой из 1950-х. Готовила, занималась уборкой, вынашивала детей. Расставляла в вазах цветы. Выбивала ковры. Генри засекал время, когда Дороти выходила из дома за продуктами. Я уверена, что инсульт ей понадобился исключительно для того, чтобы наконец отделаться от этого типа.

Но он бывал и милым. Когда я была маленькой, разрешал мне перелезать через забор и кормить одуванчиками его древнюю черепаху Тимоти. А еще откладывал газеты для наших с Серен кролика и морской свинки, «но только при условии, что ночью они не будут носиться по клетке, что твои кабаны».

Я налила себе кофе, села в шезлонг во дворе и стала бросать Дзынь мячик.

– Тут это… – раздался голос, и над забором появилась седая голова.

Дзынь взлетела по решетке.

– Здравствуйте, Генри, как вы? – спросила я, спешно припоминая правила жизни в обществе и с трудом выбираясь из шезлонга.

Я подхватила Дзынь на руки, но она продолжала рычать и ругаться, страшно оскалив зубы, – точно так же она набрасывалась на бродячих голубей у нас на балконе.

– Привет, Ри-анн-нон (он всегда очень отчетливо выделяет каждый слог), рад тебя видеть!

– Я тоже рада вас видеть, Генри.

К счастью, Генри – единственный сосед, который тут имеется, но зато это такой сосед, что других и не надо. У него можно одолжить что угодно, он знает все местные сплетни и с усердием поливает ваши растения и косит ваш газон, когда вы в отъезде. А еще у него самый аккуратный на свете гараж. Все банки с краской расставлены на полках в алфавитном порядке и развернуты этикеткой вперед, инструменты висят на задней стене и обведены по контуру карандашом. Три своих ретро-автомобиля он поддерживает в идеальном состоянии и один из них, по старой договоренности с папой, держит в нашем гараже.

Еще я заметила, что у него даже каждый нарцисс растет головкой в одну и ту же сторону. Думаю, такое бывает только у людей, которым больше не о чем думать, – вот у них мозг и находит время на то, чтобы грузиться всяким дерьмищем, которое на самом деле никому не нужно, типа банок с краской и нарциссов.

– Ри-анн-нон, я надеюсь, ты не против, у меня немного герани оставалось, так что я вон там разбил парочку клумб, чтобы куда-нибудь их приткнуть…

– Отлично, – сказала я, оглядываясь в указанном направлении.

– …и еще немного стручковой фасоли, вон там, в конце. Машину из гаража еще не надо забрать? Ты вроде в прошлый раз говорила, что должен заглянуть риелтор.

– Нет, я пока сняла объявление о продаже.

– Ага, вон оно как, – сказал он. – А почему?

Дзынь пинала меня в грудь, требуя внимания с такой настойчивостью, как будто угадала мелодию за две ноты, поэтому я опустила ее на землю, и она помчалась за мокрицей.

– Риелтор оказался так себе. Решили попробовать обратиться к другому – может, будут более выгодные предложения.

Тут мне пришлось выслушать историю о его очередной фортепианной инвестиции: у Генри было уже четыре пианино, которые заняли целиком две гостиные на первом этаже. Когда-то он приглашал нас с Серен их послушать. Эти его пианино играли сами по себе. Это было необычно и интересно только в первые минуты. А потом мы обе начинали осматриваться в поисках крюка и веревки.

И все-таки Генри нужно задабривать. Задабривать изо всех сил.

– Ты на прошлой неделе приезжала, да? Я вроде видел твою машину перед домом.

– Ну да, нужно присматривать сами знаете за чем, – сказала я и многозначительно приподняла брови. Он кивнул. – И еще начала там кое-что разбирать – надо готовиться к продаже, когда опять его выставим.

Тут я нечаянно бросила взгляд на верхний этаж. Бесит, когда твое же собственное тело так делает, правда? Подает мелкие намеки на зверства, которые ты творишь.

– А, мне на днях показалось, что в доме вроде кто-то есть.

– Моя помощница. Надо ведь, чтобы кто-то за всем этим присматривал, когда я не могу приехать.

– Ну и хорошо, главное, чтобы тебе было нормально. Обязательно скажи, если что понадобится. Я обещал твоему отцу о тебе заботиться.

– Ага, мне нормально, Генри, можете за меня не переживать.

Он улыбнулся, продемонстрировав ровный ряд желтых молочных зубиков, но с места не сдвинулся – стоял, как будто чего-то ждал. Тут я сообразила, что он ведь и в самом деле ждет!

– Ой, Генри, простите, я совсем забыла!

Я полезла в сумку, которую повесила на спинку шезлонга, и выудила из нее пакетик травы. Передала его через забор Генри.

– Батюшки, – воскликнул он. – Этого мне на несколько месяцев хватит!

И с довольным покрякиванием сунул мешочек за треугольный вырез свитера.

– Вот спасибо так спасибо.

– Без проблем, просто скажите, когда нужно будет еще.

– Ри-анн-нон, ты уверена, что деньги не нужны? Тут, похоже, ужасно много. Так щедро с твоей стороны, даже неловко.