Смена локации - Юрий Николаевич Москаленко Страница 16

— Пироги-пышки — ру-мя-ныя! — заорали рядом, да так громко и неожиданно, что я вздрогнул. — С пылу-то, с жару! Да только из печи!

Пышная торговка в фартуке и с лотком на тесёмках, широко улыбнулась, рекламируя ароматный товар. Лицо женщины, кстати, открыто, а волосы прибраны под головной убор, типа чепчика или кокошника, или… чего-то усреднённого. Не важно. А важно то, что правила прикрытых лиц не всех граждан касаются. А кого? Ладно — позже узнаю.

Продавщица домашней выпечки, словно вышедшая на дорогу из кадра исторического сериала, мой изучающий взгляд заприметила, что предсказуемо. Конечно, ведь я поздновато опомнился и начал держать себя в рамках самоконтроля.

Я поспешно перестал пялиться на мадам, готовясь принять заслуженное замечание, но мне повезло… Занавеска проходящего паланкина отошла в сторону, движимая рукой путешествующего господина с большой бородой лопатообразных форм и пропорций.

— А ну-ка — ближе поди! — господин жестом призвал продавщицу. — Чего у тебя тут? Точно — свежее всё? — он придирчиво взглянул на лоток.

Я украдкой взглянул на него — интересно же, как выглядит представитель местной диаспоры или общины сословной, предпочитающий такой экстравагантный способ передвижения. М-мм, на людской тяге.

Помимо сильно бросающейся в глаза бороды, у господина имеется оригинальная шапка с крупным рубином над лбом. Отделка головного убора красуется дорогими мехами, а позади лисий хвост пришпандорен, ну, или какого иного зверя, пушного. И не жарко ему? Хотя… В пустыне аборигены-кочевники тоже носят тёплые вещи — и ничего, справляются как-то! Зато сразу понятно — передо мной аристократ или боярин с достатком.

— Коли так — подай пирога с гусиной печёнкой, — мужик в шапке передал через подручного с кривой саблей монетку, достоинства пока мне неизвестного.

Подручный расплатился и принял от тётки такой здоровенный кусман пирога, что обзавидуешься. Я невольно слюну сглотнул. Собственно, на этом торговая сценка закончилась и все занялись прерванным делом. Боярин зашторился, приняв пирог от помощника, а торговка отправилась далее, выкрикивая рекламные слоганы о товаре и позабыв обо мне, наглеце, что порадовало.

Тем временем, я оказался напротив местной гостиницы. Это трактир, совмещённый с апартаментами для постоя на втором и третьем этажах главного дома. Здание в основе своей деревянное, а торцевые стены сложены из камня и венчаются высокими дымоходами. Отчасти знакомая архитектура.

Перед трактиром раскинулся огороженный двор с конюшней и хозяйственными постройками амбарного типа. Ворота открыты для уезжающих посетителей и вновь прибывающих желающих передохнуть. Ну, или насытиться перед въездом в сам город, где наверняка торгаши дерут втридорога за обычный пирог. В общем, налицо суета обыкновенная, вполне соответствующая придорожному заведению.

Я остановился, и лишь потом отдал отчёт — почему. Дело в том, что я обратил внимание на приближающегося всадника. М-да.

Наездник, молодой парень в откровенном берете с пером и с непревзойдённой величественностью в осанке, размеренно покачивается в седле и бросает на всех придирчивые взгляды. Порой и злость к окружающим просматривается в его выражении. А из-за чего?

Просто-напросто, вид злополучной клячи вызывает улыбку на лицах путников.

Однако, так как о ребра коня бьётся внушительного размера палаш, а еще выше поблескивают глаза, горящие не столько гордостью, сколько гневом, прохожие подавляли смех. А если уж веселость брала верх над осторожностью, то прохожие старались улыбаться одной половиной лица. Я, к примеру, улыбаться не думаю.

Но тут, у самых ворот этого придорожного трактира, сходя с лошади без помощи хозяина, слуги или конюха, которые помогли бы столь почётному гостю, парень, как и я, на балкончике второго этажа заметил дворянина высокого роста и важного вида.

Дворянин этот, с лицом надменным и неприветливым, что-то говорил двум спутникам, которые, казалось, почтительно слушали его.

Молодой парень-аристократ, как я думаю, сразу же предположил, что речь идет о нем, и напряг слух. Ну и я прислушался, реагируя на своё внутреннее чутьё, орущее о непростой ситуации и о том, что в жизни мало случайностей.

— … и грозного скакуна впридачу! — закончил мысль незнакомец.

— А-ха-хаха! — среагировали его друзья, посматривая на молодого всадника с пером в берете.

На этот раз, ни он ни я не ошиблись, или ошиблись только отчасти. Речь шла не о нём, а о его почтенной лошадке.

Высокий незнакомец, по-видимому, перечислял все её достоинства, а так как слушатели, как я уже упоминал, относились к нему весьма почтительно, то разражались хохотом при каждом его слове.

Принимая во внимание, что даже легкой улыбки было достаточно для того, чтобы вывести из себя молодого парня, нетрудно себе представить, какое действие возымели на него столь бурные проявления веселости.

Парень, прежде всего, пожелал рассмотреть физиономию наглеца, позволившего себе издеваться над ним. Он вперил гордый взгляд в незнакомца и, как и я, увидел человека лет сорока, с черными проницательными глазами, с бледным лицом, с крупным носом и черными, весьма тщательно подстриженными усами.

Он был в старинном камзоле, я точно знаю название этого длинного пиджака, и в фиолетовых штанах со шнурами того же цвета, без всякой отделки, кроме обычных прорезей, сквозь которые виднелась сорочка. И штаны и камзол, хотя и новые, выглядят сильно измятыми, как дорожные вещи, долгое время пролежавшие в сундуке.

Я и парень это все это уловили с быстротой тончайшего наблюдателя. Возможно также подчиняясь инстинкту, подсказывавшему, что этот человек сыграет значительную роль в жизни.

Итак, в то самое мгновение, когда парень и я остановили свой взгляд на незнакомце в фиолетовом камзоле, тот отпустил по адресу конька-горбунка одно из своих самых изощренных и глубокомысленных замечаний.

— … и ляжет у ворот города в лужу со свиньями!

— У-аха-ха-ха…

Слушатели его разразились неистовым хохотом, и по лицу говорившего скользнуло, явно вопреки обыкновению, бледное подобие улыбки. На этот раз не могло быть сомнений, что молодому аристократу было нанесено настоящее оскорбление!

Явно преисполненный этого сознания, он глубже надвинул на глаза берет и, стараясь подражать придворным манерам, шагнул вперед, схватившись одной рукой за эфес палаша и подбоченясь другой.

К несчастью, гнев с каждым мгновением ослеплял его все больше, и он в конце-концов вместо гордых и высокомерных фраз, в которые собирался облечь свой вызов, был в состоянии произнести лишь несколько грубых слов, сопровождавшихся бешеной жестикуляцией…

— Эй, господин! — закричал парень. — Вы!