Неорганизованная публика - Александр Николаевич Петрин Страница 2

Вы понимаете, в какое время мы живем? Какой у нас на данном этапе лозунг? «Пусть земля горит под ногами хулиганов!» Так ведь? А вы продолжаете себя вести так, будто этот лозунг вас не касается! Другое дело, если б вы были какой опасный преступник: рецидивист там какой-нибудь, уголовник-бандюга, но ведь вы же не такой закоренелый хулиган? Признайтесь, не закоренелый же?

— Не закоренелый… — с трудом выдавил из себя Лутошкин.

— Ну вот! — обрадовался Лихонос. — И, надеюсь, вы намерены встать на твердый путь исправления?

— Намерен… — прошептал Лутошкин.

— Вот и хорошо. А профбюро со своей стороны идет вам навстречу. Тут вот полгода назад вы заявление подавали… Насчет помощи в связи с болезнью тещи, так? Пожалуйста! Получайте на тещу! Но чтобы уже без этих, без эксцессов…

Проходили дни, и печальное происшествие на стадионе стало понемногу забываться. Один только товаровед Иван Тимофеев, встречая Лутошкина, сообщнически подмигивал:

— Ну как, на стадион ходишь? Чекушку на двоих не сообразим? Хо-хо! Прикидывайся! Знаем!

Но через две недели в облпотребсоюзовской стенной газете появилась статья Лихоноса «Об итогах работы профбюро за ближайший отчетный период». После цифр, показывающих, сколько проведено собраний и докладов, Лутошкин с ужасом прочитал:

«В ряду мероприятий достойно внимания, например, мероприятие по перевоспитанию счетовода Лутошкина А. С., снискавшего печальную известность хулиганскими выходками во внеслужебное время. Под влиянием коллектива он встал на твердый путь. Идя навстречу его потребностям, профбюро нашло возможным выделить ему десять рублей для лечения больной тещи…»

После этого многие сотрудники облпотребсоюза стали разговаривать с Лутошкиным мягким, предупредительным тоном, каким разговаривают с тяжелобольным, сумасшедшим или морально неустойчивым. Легкомысленные девицы из счетного отдела, завидя его, переставали хохотать, а Лутошкин, проходя, опускал голову, подозревая, что речь шла именно о нем. Он похудел и побледнел.

Еще через две недели, отчитываясь на общем профсоюзном собрании потребсоюза, Лихонос нашел глазами Лутошкина, примостившегося в самом дальнем уголке зала заседаний, и устремил на него указующий перст:

— Вот, к примеру, возьмем счетовода Лутошкина! Видите — любо глянуть, человеком стал! А между прочим, чего греха таить, поступали к нам сигналы из соответствующих органов насчет недостойного его поведения в общественных местах…

Все присутствующие в зале с любопытством оглянулись на счетовода, ставшего человеком.

— Вы, Лутошкин, не смущайтесь! — продолжал Лихонос. — Дело прошлое. Так вот. Товарищ Лутошкин все осознал, исправился. И профбюро, идя навстречу его потребности, выдало ему десять рублей для лечения больной тещи… Что за смех, товарищи? Смешного здесь ничего нет! У каждого может теща заболеть!.. Считаю смех неуместным. Далее…

Еще один удар ожидал Лутошкина, когда он, пошатываясь от всего пережитого, поднимался по лестнице к себе домой. Соседка Фоминишна, въедливая и любопытная старуха, остановила его на площадке:

— Вы уж меня извините, но я должна с вами поговорить. Как старый человек, который вам в матери годится… Я давно вас знаю и хочу предостеречь. Хулиганство, знаете, к добру не приводит. Это я к тому, что приходил человек — из профбюро, что ли, высокий такой, опрашивал всех жильцов в подъезде — не хулиганите ли вы, не оскорбляете ли кого… Мы, конечно, заступились за вас… но все-таки…

На следующий день, когда начальник заготуправления облпотребсоюза просматривал утреннюю почту, к нему явился расстроенный Лихонос:

— Насчет Лутошкина Александра Семеновича…

— Ну, как он?

Лихонос трагически махнул рукой:

— Горбатого, видно, могила исправит! Безнадежный человек! Представьте, сегодня ворвался в мой отдел, кричит, выражается! Словом, неподдающийся! А таким не место в нашем коллективе…

ДАЙТЕ ЖАЛОБНУЮ КНИГУ

— Граждане, не волнуйтесь! Мне — штучный товар!.. Штучный без очереди, вы что — правил не знаете? Мне только бутылочку молока… Тонечка, бутылочку молока! А оно свежее? Сколько процентов жирности? А вы, гражданин, не вмешивайтесь, вас-то, видно, только градусы и интересуют! Почему видно? Да по всему! Вы на себя в зеркало давно любовались?.. Оно и видно! В вытрезвителях у нас зеркал еще не завели… Не мешайте мне!.. А молоко у вас витаминизировано? А какой витамин? А как он действует на организм? У меня аритмия сердца, не повредит? Раз продаете, все должны знать!

А из какого совхоза молоко? Я к тому, что, говорят, в районе ящур появился. Не в курсе? Странно… А вы, молодой человек, напрасно зубы скалите! Тем более, они у вас кривые, как у обезьяны! Никакого уважения к женщине!.. Я должна знать, что покупаю! А где штамп ГОСТа? Что-то числа не разберу… Не порошковое? Порошковое еще изобрели…

А оно не скиснет? Сколько времени может стоять в холодильнике? А без холодильника? У меня у самой холодильника нет… А в распечатанном виде? Что значит «приблизительно», мне надо конкретно, а не «приблизительно»!.. «Приблизительно»!.. Нет уж, я лучше сразу простоквашу возьму, чтоб не волноваться. Тем более, она, говорят, способствует долголетию, всех микробов убивает в желудке и в кишечнике… Еще профессор Мечников… Тонечка, я думаю, сначала нужно покупателя обслужить, а потом уж заниматься другими! Сколько раз везде пишут о культуре обслуживания, а все, как об стенку горох!.. Нет, далеко нам… А почему на одних бутылках колпачки красные, а на других белые? Кто же должен знать? О чем ни спроси, ничего не знают!..

А вы, граждане, помалкивайте, не с вами разговаривают, нечего тут хулиганить!

Тонечка, а почему ряженки дорогие? Что они — из какого-то особенного молока? Тонечка, я, по-моему, с вами не кончила! Что значит — «делать мне нечего»!.. Я имею право выбрать товар по своему вкусу! Тонечка, не фыркайте, пожалуйста! Не покупатель для вас, а вы для покупателя!.. И не грубите! Хулиганка какая! Скажите, пожалуйста! Какие все нервные стали… Я такого безобразия не оставлю! Дайте жалобную книгу!!

ХОББИ САНИ КАСАТКИНА

Саня Касаткин, белобрысый и розовый, с безмятежными голубыми глазами, снисходительной улыбкой на румяных губах и желтым цыплячьим пухом, который он выдавал за модную бородку, работал крановщиком, учился на заочном отделении в институте и считал себя самым современным человеком на заводе.

Однажды он пригласил меня к себе домой.

Водрузив на журнальный столик сифон с содовой и начатую бутылку калгановой с наклейкой «Wiski», Саня включил торшер и транзистор, запустил магнитофон, зачем-то переставил настольный портрет Хемингуэя и, сняв со стены гитару, взял несколько аккордов. Я боялся, что он наденет еще ласты и маску, но, видимо, из-за отсутствия ванной он этого не сделал.

— Давно я хотел спросить тебя, старик! — говорил Саня, разливая настойку в рюмки