Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва Страница 50

Он вынес Яргу на руках из дворца, пронёс через весь город и миновал деревеньку за границами Златого Чертога, на её окраине и стояла изба. Но дорога запомнилась плохо – Ярга то и дело проваливалась в беспамятство, а просыпалась от собственных стонов. Див что-то говорил, но она не разбирала слов.

В коровнике он устроил для неё подобие лежанки из тюков сена, худого тюфяка и чистых простыней, взятых у той же старухи. До вечера Ярга проспала на этом ложе крепче, чем на перинах в тереме Хаука. Проснулась от смешения запахов, а ещё от возни возле себя.

Чтобы разогнать сумрак в помещении без окон, Див зажёг масляную лампу и поставил на перевёрнутую бочку возле ложа Ярги у стены. Масло было старым и отдавало горечью, а ещё чадило. Чёрная струйка дыма тянулась к ветхой крыше.

Рядом на самодельном столе из досок и трухлявых колод он постелил ещё одну простыню, на ней разложил травы и плошки, в которых смешивал мазь. Зеленовато-серая субстанция выглядела комковатой и источала аромат свежескошенных луговых трав вперемешку с мёдом и чем-то терпким вроде полыни.

С краю стояла крынка с парным козьим молоком, накрытая ломтём хлеба. Рядом в плошке был налит куриный бульон, в котором плавали морковные кругляшки.

У ложа обнаружилось ведро с чистой водой и черпак. За ним аккуратно стояли кумачовые сапоги, забрызганные кровью. В ногах лежали чистые тряпицы, разорванные на лоскуты, и стопка простыней.

Див обнаружился здесь же. Он сидел на краю ложа и растирал в ступке вонючие семена вроде аниса. Полушубок он снял, чтобы было удобнее работать, и повесил на гвоздь, вбитый в стену над головой Ярги.

Левый глаз всё ещё не открывался. Ей пришлось слегка повернуться, чтобы рассмотреть мужественный профиль Дива, его высокие скулы и часть напряжённой мускулистой спины, на которой колдовских знаков было меньше, чем на груди. Ярга невольно залюбовалась тем, как он сосредоточенно растирает в ступке вонючие семена, бормоча под нос то ли чёрный заговор, то ли молитву богам. Отчего-то Див напоминал ей морозную звёздную ночь после безжалостного бурана, когда небо расчистилось и на тёмном бархате небес засияли ослепительно холодные звёзды.

Ярга боялась пошевелиться – не хотела мешать, а ещё не желала, чтобы он видел её такой: переломанной и разбитой, гадкой, обезображенной. Отчего-то ей стало важно, что её друг о ней думает.

Но, конечно, Див понял, что девушка не спит.

– Ярушка, – ласково произнёс он и с улыбкой повернулся к ней. – Как ты себя чувствуешь?

Пламя плясало на фитиле мутной масляной лампы. От этого свет, упавший на его лицо, показался живым. Он обвёл контур волевого подбородка и подсветил волосы, будто венцом наградил.

Глупое сердце, прекрати стучать так громко, Див же наверняка слышит!

– Жива. – Она попыталась непринуждённо улыбнуться в ответ, но с разбитыми губами вышло плохо.

Див нахмурился. Ярга решила, что из-за её внешнего вида, и смущённо отвела взгляд.

– Если думаешь, что я стану принимать это лекарство, то заблуждаешься. – Она кивнула на плошку с семенами. – Воняет как крысиная отрава.

– Нет, это для мази, а подкрепиться тебе лучше чем-нибудь посытнее, вроде бульона с хлебом. Что скажешь? Сможешь жевать? Ну-ка, давай усадим тебя повыше, вот так. – Див помог ей устроиться и взял плошку с бульоном.

Он протянул руку, чтобы взять Яргу под затылок, и приподнял её голову, а другой рукой поднёс к губам плошку.

– Я и сама могу, – смущённо пробормотала она, но всё же позволила Диву напоить себя бульоном и откусывала хлеб, когда он предлагал ей кусок.

Хлеб был свежайшим, а варево – вкусным, морковка в нём оказалась сладкой, но жевалось с трудом, в основном потому, что разбитые губы слушались плохо. И Ярга ужасно боялась, что у неё польётся прямо изо рта.

– Я и не знала, что ты умеешь готовить, – снова попыталась пошутить она.

– Это не я, а хозяйка для тебя сделала, – ответил Див без тени улыбки. – Я сказал, что ты попалась под руку стражникам. После этого она вопросов не задавала, сама принесла еду и молоко, потом спросила, не нужно ли ещё чего. Я взял простыни, ткань для перевязки и чистую сорочку для тебя. Не волнуйся, за всё заплатил.

Он замолчал. По его помрачневшему лицу Ярга догадалась, о чём он думал.

– Волче, ты ни в чём не виноват, – мягко сказала она, проглотив кусочек хлеба. – Я попалась, как дурочка: забыла закрыть потайную дверь за собой, конь зацокал в коридоре и привлёк внимание стражи. А я, представляешь, использовала сонный порошок, а про платок и не вспомнила. Спасибо, что пришёл за мной. Думала, ты в города стараешься ни ногой.

– Есть особые случаи. – Он протянул руку, стряхнул большим пальцем хлебную крошку с её подбородка. – Вообще тебя одну никуда не пущу. Дальше всё делаем только вместе.

– Раз уж я оказываюсь бесполезна, то ты прав, пожалуй. – Чтобы скрыть стыд, Ярга залпом допила оставшийся бульон.

– Дело вовсе не в этом, и ты не бесполезна. – Он поморщился. – Я понял, что ты попалась, но не думал, что стража зайдёт так далеко. Когда я тебя увидел там, на полу, едва сдержался, чтобы не оторвать Надии голову. Будешь доедать хлеб?

– Нет, спасибо, я сыта.

Див рассеянно закинул оставшуюся корочку в рот и принялся жевать. От удивления у Ярги челюсть отвисла сама собою. Она закашлялась, и её друг услужливо подал крынку с молоком, а когда она напилась, сделал несколько глотков сам, затем вытер губы тыльной стороной руки.

Взгляд девушки скользнул по его груди, задержался на кривом шраме поверх сердца, от которого во все стороны расходились колдовские узоры. Она постаралась не пялиться слишком откровенно и отвела глаза, но про себя решила, что этот шрам – центр. Та точка, из которой выросло чародейство, опутывавшее крепкое мужское тело.

– Расскажи мне правду, Волче, – вдруг попросила Ярга.

Он отставил крынку, хмуро глянул на неё. От этого взгляда по коже побежали мурашки.

– Какую правду? – Див подтянул поближе ведро с водой, а тряпицы положил себе на колени. – Что меня связывает с Надией?

– Я хочу знать всё, но давай начнём с Надии, – согласилась Ярга. – И ещё с той сделки, которую при мне вы заключили.

Див намочил один лоскут водой и отжал лишнее.

– Хорошо, но эта часть истории должна остаться между нами. – Он пожевал