Николо Макиавелли - Сочинения Страница 93

После того как мирный договор между сторонами был тайно заключен, герцог послал Никколо повеление установить с графом перемирие на один год, объясняя при этом, что бремя военных расходов оказалось для него слишком тягостным и он не может пожертвовать приемлемым для него миром ради сомнительной еще победы. Никколо был до крайности поражен таким решением, не понимая, какая причина могла побудить герцога отказаться от столь славной победы и не допуская мысли, что нежелание вознаградить друга заставило его спасти врагов. Он как только мог возражал против этого решения, и герцогу, чтобы принудить его подчиниться, пришлось даже пригрозить ему в случае дальнейших проволочек выдать его на милость его же солдатам и неприятелю. Никколо пришлось уступить, но сделал он это с горьким сознанием человека, вынужденного против воли бросить на произвол судьбы друзей и отечество, жалуясь на жестокость судьбы, по воле которой то изменчивость военного счастья, то прихоти герцога отнимают у него победу над врагом. По заключении перемирия была отпразднована свадьба мадонны Бьянки и графа, который в качестве приданого за женой получил Кремону. После этого в ноябре 1441 года подписан был мирный договор, причем от имени Венеции его подписали Франческо Барбадико и Паоло Трона, а от имени Флоренции мессер Аньоло Ач-чаюоли. По условиям его к Венеции переходили Пескье-ра, Азола и Лонато, крепости, принадлежавшие маркизу Мантуанскому.

Хотя в Ломбардии война прекратилась, она все еще велась в Неаполитанском королевстве, и по этой причине в Ломбардии снова взялись за оружие. Пока там шли военные действия, Альфонс Арагонский отнял у короля Рене все его владения, кроме самого Неаполя. Считая, что победа уже в его руках. Альфонс задумал, продолжая держать Неаполь в осаде, отобрать у графа Сфорца Беневенте и другие его ленные владения в этом королевстве. Ему казалось, что сделать это будет нетрудно, поскольку граф занят военными действиями в Ломбардии; и, действительно, он вскоре безо всякого труда занял все земли графа. Но когда стало известно о замирении в Ломбардии, Альфонса взял страх, как бы теперь граф не явился в королевство отвоевывать свои владения на стороне короля Рене, который по этой же причине стал надеяться на графа и даже обратился к нему с просьбой прийти помочь другу и отомстить врагу.

В свою очередь Альфонс просил Филиппо во имя их дружбы занять графа такими важными делами, чтобы он, целиком погрузившись в них, вынужден был пренебречь этим своим делом. Филиппо согласился на просьбу короля, даже не подумав о том, что тем самым нарушает мир, заключенный им недавно к такой невыгоде для себя. Он дал понять папе Евгению, что наступил благоприятный момент, чтобы вернуть Церковному государству захваченные графом владения, и для этой цели предложил ему воспользоваться на все время ведения военных действий за его, герцога, счет, услугами Никколо Пиччинино, который после заключения мира находился в Романье. Евгений с жадной готовностью принял это предложение из ненависти к графу и желая также получить обратно свои владения. Правда, Пиччинино раньше обманывал эти его надежды, но теперь, обретя опору в герцоге, папа перестал опасаться обмана и, объединив свои войска с солдатами Никколо, он напал на Марку. Граф, не ожидавший такого удара, встал во главе своего войска и двинулся против неприятеля.

Тем временем король Альфонс вступил в Неаполь, так что теперь все королевство, кроме Кастельнуово, оказалось в его руках. Рене, оставив в Кастельнуово сильную охрану, удалился и, прибыв во Флоренцию, принят был с великим почетом, однако вскоре он убедился, что не в состоянии продолжать войну, и уехал из Флоренции в Марсель. Альфонс взял Кастельнуово, а в Марке граф оказался лицом к лицу с превосходящими силами папы и Никколо. Поэтому он обратился с просьбой о помощи людьми и деньгами к Флоренции и Венеции, убеждая их, что если они еще при его, графа, жизни не позаботятся о том, чтобы обуздать папу и короля, им придется вскоре подумать о своем спасении, ибо те, объединившись, разделят Италию между собой. Флорентийцы и венецианцы некоторое время колебались и потому, что сомневались, стоит ли враждовать с папой и королем, и потому, что поглощены были болонскими делами.

Аннибале Бентивольо изгнал из Болоньи Франческо Пиччинино и, чтобы защититься от герцога, который тому покровительствовал, обратился к Флоренции и Венеции за помощью, в каковой они ему не отказали. Так что, занятые этим делом, они не решались оказывать помощь еще и графу. Однако случилось так, что Аннибале разбил Франческо Пиччинино, это дело казалось, таким образом, улаженным, и флорентийцы решили прийти на помощь графу. Но предварительно, чтобы обезопасить себя со стороны герцога, они возобновили свой союз с ним, на что герцог пошел охотно, словно он согласился поддержать военные действия против графа лишь постольку, поскольку война Альфонса с Рене Анжуйским продолжалась: теперь же, когда война в Неаполе закончена и Рене лишен власти, Филиппо совсем не устраивало, чтобы у графа отняты были его владения. Он не только согласился на помощь графу, но даже написал Альфонсу, чтобы тот соблаговолил возвратиться в свое королевство и прекратить военные действия против графа. Хотя Альфонсу совсем не хотелось этого, он, будучи стольким обязан герцогу, решил удовлетворить его желание и отступил со своим войском на тот берег Тронто.

VI

В то время как в Романье происходили все эти события, во Флоренции снова начались внутренние раздоры. Среди граждан, стоявших у власти, значительным влиянием пользовался Нери ди Джино Каппони, и влияния его Козимо Медичи опасался более, чем чьего-либо другого, ибо любим он был не только гражданами, но и солдатами: неоднократно командуя флорентийскими войсками, он заслужил их привязанность своим мужеством и воинским искусством. К тому же победы, одержанные его отцом Джино и им самим (один завладел Пизой, другой разбил Никколо Пиччинино при Ангиари), усиливали симпатию к нему у значительного числа граждан и страх перед ним у тех, кто не желал ни с кем делиться своей властью в управлении государством. Среди многочисленных командиров флорентийского войска выделялся Бальдаччо ди Ангиари, весьма искусный в военном деле и в то время никому в Италии не уступавший силой и храбростью: он неизменно командовал пехотой, и солдаты так любили его, что по общему мнению пошли бы за ним на что угодно. Бальдаччо, постоянный свидетель доблестного поведения Нери, являлся горячим его другом, что вызывало у многих других граждан сильнейшие подозрения. Считая, что уволить Бальдаччо со службы опасно, а держать на службе еще опаснее, они решили избавиться от него, и сама судьба помогла им в этом деле. Гонфалоньером справедливости был тогда мессер Бартоломео Орландини. Когда Никколо Пиччинино вторгся в Тоскану, именно он, как мы уже говорили, послан был на защиту замка Марради и постыдно бежал со своего поста, хотя обороне замка содействовало бы само его расположение. Трусость эта до того возмутила Бальдаччо, что он не переставал открыто заявлять об этом в оскорбительных выражениях как устно, так и письменно. Мессер Бартоломео, сгорая от стыда и ярости, только и помышлял, что о мщении, надеясь кровью обвинителя смыть с себя позорную вину.

VII

Эта жажда мести известна была другим гражданам, и потому оказалось весьма легким делом убедить мессера Бартоломео покончить с Бальдаччо одним ударом, — утолив собственную жажду мщения и избавив республику от человека, которого нельзя было и безопасно оставлять на службе и без ущерба уволить. Мессер Бартоломео принял решение умертвить его и с этой целью собрал в своем зале немало вооруженных молодых людей. Когда по обыкновению Бальдаччо явился на площадь, чтобы договориться с правителями о своей кондотте, гонфалоньер вызвал его к себе, и Бальдаччо, ничего не заподозрив, повиновался. Мессер Бартоломео вышел ему навстречу и два или три раза прошелся с ним по галерее перед кабинетами членов Синьории, обсуждая условия кондотты. Затем, когда по его мнению наступил подходящий момент и они поравнялись с комнатой, где прятались убийцы, он дал условный сигнал: те выскочили из комнаты в галерею, умертвили беззащитного и безоружного Бальдаччо и выбросили его труп из окна дворца в сторону таможни, после чего перетащили его на площадь, где отрезали голову и выставили ее на целый день на обозрение всему народу. У Бальдаччо был только один сын, всего несколько лет назад рожденный ему женой его Анналеной, — он ненадолго пережил отца. Лишившись и сына, и мужа, Анналена не захотела брать себе нового мужа. Дом свой она превратила в монастырь, где к ней присоединилось немало благородных женщин, и, запершись в нем, в святости прожила так до скончания своих дней. Основанный ею и названный именем ее монастырь доныне хранит и вечно хранить будет ее память.