Дневник парижского горожанина - Автор Неизвестен -- Европейская старинная литература Страница 89

том, что это им не принесло особой пользы, и оставались там столь долго, сколь то могли, после чего начали переговоры с королем, и сошлись на том, что англичане уйдут прочь, сохраняя свою жизнь, как иностранцы, вторгшиеся на чужую землю, ибо явились во Францию не по своей воле, а те же из них, что были французами, сдались на волю короля, и с ними же поступлено было следующим образом: большая часть из таковых предателей-французов[2107] повешена была за шею, прочих же обязали к долгому паломничеству с веревкой на шее[2108]. Таковое же дело пришлось в субботу, на XIX день октября, тысяча IIIIc XXXVII года, и в следующий за тем вторник сдались бывшие в замке, и удалились прочь. Бывшие же в Париже тем были не слишком обрадованы, посему же по случаю взятия такового замка не жгли костров и не радовались, и событию таковому не уделили внимания, как то было при взятии города, ибо во всех монастырях Парижа тогда звонили в колокола, и повсюду царило веселье, и всю ночь жгли костры, и танцевали, сейчас же таковым образом не было поступлено, ибо англичан отпустили прочь, при том, что все они, числом IIIc, были разбойниками и головорезами. И большая часть из таковых воспользовалась рекой, дабы увезти с собой больше имущества, и когда им случилось проплыть мимо Парижа, объявлено было под угрозой петли, дабы никто из жителей обоего пола не смел и не дерзал их называть иначе как «англичанами»[2109], чем парижане были весьма недовольны, но в таковой раз были вынуждены то стерпеть, ибо никто не смел в те времена заговаривать о том, что касалось общего блага[2110], ибо им приходилось тогда же терпеть столь великие притеснения, и [платить] столь высокие тальи, как о том сказано было выше, и получать жалование столь низкое, при том, что хлеб, и вкупе с ним все съестное было столь дорого, как то не случалось за последнюю сотню лет. Успокаивала едино лишь надежда на возвращение короля, каковая же во многом оказалась тщетной, ибо когда ему случилось вернуться в Париж — каковое же событие пришлось на день следующий празднику Св. Мартина[2111], зимой тысяча IIIIc XXXVII года, по каковой причине устроен был праздник, столь великий, будто чествовали Господа, ибо при входе в бастиду Сен-Дени[2112], через каковую он двигался, блестя оружием[2113], в сопровождении дофина[2114], бывшего около X лет от роду, вооруженного равно как и отец-король, при том, что по въезде горожане воздвигли над его головой балдахин, как то в обычае во время [Торжества] Спасителя, когда несут [Тело] Господне[2115], и таковой же несли вплоть до Ворот Художников, что внутри городской черты[2116]. И от сказанной же бастиды и вплоть до самых ворот представляемы были мистерии, весьма радующие глаз, как то у Ворот-что-в-Полях пели ангелы, а у фонтана, что у малого моста Сен-Дени располагалось множество красот, каковые описывать было бы слишком долго, при том что перед церковью Св. Троицы представлены были словно бы Страсти Господни, как то делалось для малолетнего короля Генриха, когда таковой коронован был в Париже, о чем сказано было ранее[2117].

725. Далее, также от самых ворот Художников, и вплоть до фасадов Шатле и Дворца, иными же словами, повсюду от таковых же ворот Художников все завешено было [коврами] до самого верха, вплоть до собора Нотр-Дам, что в Париже, и также Большого Моста. Когда же таковому случилось поравняться с Богадельней или же оказаться в окрестностях таковой, двери сказанного же собора Нотр-Дам были закрыты, тогда как епископ Парижский[2118] подошел к нему, каковой же епископ имел при себе книгу[2119], на каковой же король присягнул как то и подобает королю, что обязуется верным и добрым к тому образом соблюдать все, что доброму королю соблюдать положено[2120]. Засим же двери открылись и он проследовал в собор[2121], и следующую за тем ночь провел во Дворце, тогда как [всю таковую ночь напролет продолжалось великое веселье], и на улицах били в тазы, и зажигали огни, танцевали, ели и пили, а также играли на разнообразных инструментах. Таковым же образом король прибыл в Париж, как о том сказано было ранее.

726. Далее, в следующий за тем день св. Катерины[2122], в церкви Сен-Мартен-дез-Шамп, устроена была весьма торжественная месса за упокой души графа д’Арманьяка, каковой девятнадцатью годами ранее убит был у входа во Дворец, как о том сказано было выше, и в таковой же день зажжено было XVIIc свечей, и столько же факелов, и все духовные, желавшие молиться во время таковой мессы за то получили вознаграждение, тогда как никакой милостыни роздано не было[2123], чему весьма поражались, ибо туда прибыли до IIIIm человек, каковые не явились бы туда, ежели не надеялись бы таковую получить, и проклинали того, за какового же ранее молились. И таковая же месса устроена была графом де Пардриелем, или же де ла Маршем[2124], старшим сыном вышеназванного графа д’Арманьяка, и там же присутствовал сам король, вкупе с Карлом Анжуйским и всем клиром из [собора] Нотр-Дам, а также всеми представителями парижских коллежей, одетыми в [богослужебное] платье.

727. Далее, по окончании таковой же мессы, кости сказанного же графа доставлены были в церковь Нотр-Дам-дез-Шамп, в сопровождении великого множества людей со свечами и факелами, одетыми с ног до головы во все черное, и и там же таковые [кости] обретались вплоть до следующей за тем среды, в таковой же день король отобедал в Нотр-Дам-дез-Шамп, и в таковую же среду кости сказанного же графа отосланы были в его владение Арманьяк[2125].

728. В таковое же время в Париже обреталось множество латников, тогда как XL или же L разбойников сумели заполучить в свои руки Шеврез[2126], изо дня в день рыскали у самых ворот Парижа и захватывали людей, животных и повозки, тогда как уж не знаю, что за разбойники, обретавшиеся в Урвилле[2127], рыскали у ворот Сен-Дени, захватывая людей и добычу у самых парижских ворот, и за сим же являлись беспеременно каждую неделю, и когда таковым случалось приблизиться на на расстояние III или же IIII лье, латники, бывшие в Париже, вооружались отнюдь не спеша, и выступали, не соблюдая в том порядка, и возвращались затем бессмысленно проблуждав. И посему же, все