Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне Страница 33

Он хотел изготовить таран, с помощью которого намеревался сломать стену, и сказал, что хочет, чтобы ему изготовили самое большое стенобитное орудие. Прекрасно понимая, что большое орудие не годится для поставленной цели и что меньшее приспособление легче перевозить и быстрее изготовить, мастер отправил ему меньшую мачту.

Увидев ее, Муциан послал за несчастным, спросил, почему тот не подчинился его приказам. Отказываясь слушать любые оправдания, велел раздеть его догола, выпороть и хлестать розгами до тех пор, пока тот не умер. И все случившееся произошло только потому, что Муциану показалось, что вместо того, чтобы выполнить его приказ, мастер попытался дать ему совет. Поэтому действуйте весьма осторожно, когда речь идет о таких безжалостных людях.

25. Теперь оставим тему общения с принцами и перейдем к общению с равными себе или с теми, кто почти являются таковыми. Нам следует обратить на это внимание, ведь оно происходит повсеместно, ведь человек чаще общается с такими людьми, чем с принцами.

Встречаются, правда, простаки, которые даже в компании лучших друзей, каковых доводилось иметь в мире, встретив человека, лучше одетого, чем они, тотчас начинают нападать на него. Если же им доведется встретить кого-то еще более изящно одетого, они пытаются подражать ему.

Позже, когда принцу доведется проходить через площадь, оказываться в церкви или в других общественных местах, они стремятся растолкать всех и проложить себе путь, чтобы оказаться рядом с ним. Даже если им нечего сказать ему, они продолжают без умолку говорить, просто не могут остановиться, смеются, хлопают в ладоши. Словом, всячески стремятся сделать себя заметными, чтобы собравшиеся оценили их по достоинству. Поскольку такие люди желают разговаривать только со своими покровителями, не стану больше ничего о них говорить».

26. Тут вступил Джулиано Великолепный:

«Поскольку вы упомянули тех, кем овладела гордыня, кто заносится оттого, что находится в компании хорошо одетых людей, мне бы хотелось, чтобы вы продемонстрировали нам, как следует одеваться придворному, какой костюм ему подходит и чем ему следует руководствоваться, когда речь идет об украшениях.

Мы встречаемся с необычайным разнообразием. Одни одеваются в соответствии с французской модой, другие – испанской, третьи хотят выглядеть как немцы. Нет недостатка и в тех, кто одеваются даже в турецком стиле. Одни носят бороду, другие нет. Как же из этого попурри выбрать тех, кто одевается лучше других?»

Мессир Федерико ответил:

«Действительно, не знаю, как вывести точное правило, касающееся одежды, кроме того, что человеку подобает следовать привычкам большинства. Поскольку (как вы заметили) подобные обычаи столь разнообразны, а итальянцы стремятся одеться в соответствии с иностранной модой, полагаю, что каждый человек волен одеваться так, как ему хочется.

Право, не знаю, по какой прихоти судьбы Италия не заполучила тот костюм, что следует считать итальянским. Хотя некоторые сочтут введение новых привычек слишком грубым, пожилым оно даст свободу выбора, а молодым дополнительное преимущество, что, я полагаю, вполне допустимо.

Известно, что однажды, когда Дарий, сражавшийся с Александром, надел персидскую саблю набок, на македонский манер, оракулы истолковали это как знак, обозначающий, что Дарий станет править Персией. Получается, что, изменив свой итальянский наряд на иностранный, мы предположим, что те, чье одеяние мы наденем вместо своего, придут, чтобы покорить нас. Что, впрочем, слишком близко к истине, ибо не осталось нации, какая не хотела бы сделать нас своей добычей, поэтому они и не оставляют своих намерений.

27. Но мне не хотелось бы затрагивать столь болезненную тему. Лучше продолжим обсуждать одежду придворного, она должна быть не такой, как у всех, и соответствовать его профессии, а также подходить тому, кто ее носит. Верно, что я со своей стороны не хотел бы крайностей, до каких иногда доходят французы, равно как и не допускал бы ограниченности немцев. Пусть итальянцы улучшат и скорректируют то, что они носят.

Более того, мне хотелось бы выбора серьезной и спокойной одежды. Поэтому я считаю, что особое значение имеет цвет; пусть если не выбирают черный, то хотя бы останавливают свой выбор на темном. Хотя я говорю о повседневном наряде, но с оружием вполне можно использовать яркие и жизнерадостные цвета.

Не говоря уже о торжествах, для которых одежда специально отделывается, выглядит презентабельно и роскошно. То же самое касается и общественных событий, таких как триумфы, маскарады и тому подобные развлечения. Там подобные украшения оживляют костюм, хорошо соответствуя оружию и видам занятий.

Что же касается остального, то мне хотелось бы, чтобы одежда придворного оказалась такой же сдержанной, какая свойственна испанцам».

Тут вступил мессир Чезаре Гонзага: «Позвольте небольшую реплику. Если джентльмен отличается своими достоинствами, то его одежда никоим образом не сможет ничего добавить или уменьшить в его репутации».

«Вы верно подметили, – сказал мессир Федерико. – Однако разве, увидя пестро одетого дворянина, увешанного множеством лент и переплетенных шнурков, вы не сочтете его глупым или смешным?»

«Вовсе нет, – ответил Пьетро Бембо, – тогда смешным придется представить любого, кто хоть немного пожил в Ломбардии, ибо там почти все одеваются подобным образом».

Герцогиня прибавила, смеясь: «Ну что ж, если все мужчины ходят подобным образом, нам не следует вменять им в вину, потому что им кажется, что их одежда им подходит и соответствует их взглядам, точно так же предпочитают поступать венецианцы, носящие рукава с буфами, или флорентийцы, предпочитающие капюшоны».

«Я вовсе не уделяю Ломбардии больше внимания, чем другим местам, – заметил мессир Федерико, – ведь глупость и мудрость встречаются у всех народов. Что касается одежды, то отмечу, что мне бы хотелось, чтобы наш придворный выглядел опрятно и изящно, обладал особой элегантностью, хотя и не походил на женщину или оказывался слишком тщеславным.

В равной степени мне бы хотелось, чтобы он не отдавал предпочтения чему-то одному, как поступают многие, кого мы видим. Одни отдают предпочтение прическе, забывая об остальном, вторые полностью посвящают свое время зубам, третьи – бороде, четвертые – обуви, остальные – беретам или шляпам.

В результате кажется, что каждый из них оказывается элегантным только в одном, что и считается признаком его собственного стиля. Мне бы хотелось, чтобы наш придворный избегал этого, такой бы я дал ему совет. Добавив также, что он должен сам решить, как будет выглядеть и каким образом хочет быть замеченным. Исходя из этого, и одеваться соответственно, ухитряясь, чтобы его одежда позволяла ему выглядеть соответствующим образом даже перед теми, кому никогда не доводилось его слышать или наблюдать, как он себя ведет».

28. Тут вмешался синьор Гаспаро Паллавичино: «Что касается моей точки зрения, то я полагаю,