Ораторское искусство в древнем Риме - Инна Петровна Стрельникова Страница 35

из участников диалога — юриста Сцеволы Цицерон устраивает диспут о пользе красноречия для государства (там же, I, 33–44). Сцевола утверждает, что главную пользу государству принесли благоразумие и храбрость, а также наука. Красноречие же, как, например, в случае с Гракхами, принесло государству только вред (там же, I, 38). Цицерон здесь, как и в других случаях, уходит от решения вопроса, и слова Сцеволы повисают в воздухе. Цицерона можно упрекнуть в отсутствии глубины, непоследовательности или противоречиях, когда он решает какую-нибудь философскую проблему, сталкивает красноречие и философию или дискутирует о пользе красноречия для государства и о том, что дает философия оратору, но литературный блеск и темперамент, с каким Цицерон преподносит свои идеи, усиливают их достоинства и затушевывают недостатки.

В риторической теории следует обратить внимание на некоторые особо выделенные Цицероном моменты как очень важные для оратора. Это, во-первых, трактовка общих вопросов. Цицерон придавал им особое значение. Именно тогда оратор имел возможность показать себя, когда он частное дело подводил под общий вопрос (там же, III, 120). Например, в случае с убийством Гая Гракха Луцием Опимием вместо того, чтобы обсуждать обстоятельства дела и характер действующих лиц, полагается поставить вопрос следующим образом: можно ли считать вопреки закону гражданином того, кто убил с согласия сената и во имя спасения государства? (там же, II, 134). Такая постановка вопроса дает оратору широкие возможности для поворота его в любую сторону.

И еще один момент в ораторской науке, которому Цицерон придавал большое значение, — это умение оратора воздействовать на чувства аудитории. Сам он умел это делать, как никто, и в теории он дал этому пункту разработку значительно более широкую, чем та, что существовала до него в риторических учебниках (там же, II, 178–216). Там обращение к чувствам слушателей рекомендовалось в связи с определенными частями речи, в основном со вступлением (exordium) и заключением (peroratio). Цицерон, исходя из убеждения, что люди в своих поступках чаще руководствуются чувствами, чем правилами и законами, трактует этот вопрос сам по себе, вне зависимости от частей речи и в манере, далекой от педантичности учебника. Вообще, главная заслуга Цицерона в развитии ораторской теории в том и состоит, что, оттолкнувшись от правил школьной риторики и подведя под них основу общей культуры, он поднял ее до высоты истинно гуманистической науки. Сочетание риторики и философии, римская ораторская традиция, практический опыт самого Цицерона слились здесь в особый сплав, дающий основание считать Цицерона создателем своей риторической теории, которую он и излагает впервые наиболее полно в трактате «Об ораторе».

Уверенный тон диалога «Об ораторе» в трактатах 40-х годов Цицерону пришлось сменить на полемический. Тогда в красноречии вошли в моду ораторы-аттицисты, к которым среди других принадлежали поэт-неотерик Лициний Кальв, Марк Брут, Гай Юлий Цезарь. Аттицисты находили речь Цицерона чересчур изнеженной, считали, что ей недостает силы. Цицероновскому обилию мыслей и слов (ubertas sententiarum verborumque) они противопоставили скупость в словах и украшениях речи. Антицицероновское движение возникло в конце 50-х годов и сошло на нет вместе со смертью его главы Лициния Кальва. Вначале слова «азианист», «аттицист» не носили отрицательного оттенка. Они лишь определяли место оратора в римском красноречии[43].

Азианское красноречие с его изобилием эффектов было красноречием эллинистического века; его недостатки можно отнести за счет отхода красноречия от практических дел. Аттицисты образовывали группу, объединенную, по-видимому, не только и не столько одинаковыми вкусами в красноречии, сколько общностью взглядов в значительно более широком круге вопросов[44]. В красноречии период их популярности был очень короток, но они вызвали Цицерона на спор, результатом которого явились его трактаты «Брут», «Оратор» и «О лучшем роде ораторов», где он еще раз изложил свою риторическую теорию, но уже в полемическом ключе. Он показал, что концепция аттицистов ограничена и практически не эффективна. Изложив в «Ораторе» теорию трех стилей — tenue, medium и grande, он связал ее с тремя целями оратора: docere, delectare, movere и выразительно доказал, что совершенный оратор обязан владеть всеми тремя. В «Бруте», в блестящем отступлении об аттиках, он красноречиво показывает, что истинный аттицизм шире и разнообразнее того, который взяли себе за идеал римские аттики. Ведь аттиком был не только Лисий, но и Эсхин, и Демосфен, и Деметрий Фалерский («Брут», 284–291).

Трактат «Брут» с позднейшей припиской к заглавию «seu de claris oratoribus» в хронологическом порядке излагает историю римского красноречия и неоценим как источник информации о ранних римских ораторах, зачастую единственный. Он завершается весьма любопытным автобиографическим очерком. Критериями оценки ораторов являются традиционные риторические категории. Темпераментное отступление в конце трактата об аттицизме (там же, 284–292) и характеристика двух видов азианского стиля (там же, 325–327) — едва ли не единственный прямой отзыв современника об этих направлениях в риторике.

Брут Луций

Мрамор. Рим. Капитолийский музей

«Брут» построен в форме беседы автора трактата с друзьями — Аттиком и Брутом. Цицерон, как бы продолжая прерванную некогда беседу, рассказывает им об ораторах, когда они появились, кто и каковы они были (там же, 20). Красноречие Цицерон называет здесь самым трудным из искусств, ссылаясь на ход его развития в Греции. Из всех видов искусства оно формируется последним и появляется в Афинах очень поздно, ко времени Перикла и софистов. По настоящему же оно начинает развиваться лишь с Исократа, когда появляется мысль об ораторской технике. В настоящее время, по мнению Цицерона, ораторское искусство расцветает далеко не везде. В Греции ораторы есть только в Афинах, затем в Малой Азии и на Родосе, но это уже не то красноречие, что было в классическую эпоху. Перечисляя римских ораторов VI–III вв. до н. э., он в первую очередь упоминает сенаторов или тех, кому удавалось усмирять плебс и мирить его с патрициями. Так, он упоминает Луция Брута как деятеля революции 510 г., Марка Валерия и Л. Валерия Потитов, которые привели плебс назад после сецессий 484 и 449 гг. Только потому, что эти люди имели политическое влияние, Цицерон предполагает, что они должны были обладать определенными ораторскими способностями. Далее в хронологическом порядке он перечисляет своих предшественников, от большинства которых сохранились только имена. Он подробно характеризует более известных ему ораторов, и эти характеристики вместе с оценкой красноречия того или иного оратора представляют ценный источник сведений о развитии ораторского искусства в Риме до Цицерона.

Он называет Аппия Клавдия Цека, который выступил с речью против заключения мира с Пирром. Затем, после упоминания об ораторах, которые уже проходили какой-то курс обучения, чтобы уметь говорить, — Гая Фламиния, Квинта Фабия